Мы знали почти все секреты друг друга, каждый закоулок леса, любую жирность, что там водилась, часто из леса доносились тявканье лисы, трели птиц и пронзительное уханье совы. А какой запах там стоял летом и весной! Сосны цвели и пахли, ёлки обновляли иголки, а листья деревьев всё ещё молодые и тонкие. Ягоды собирать в такое время было самое то! Вооружались корзинками, косынками, собирали в панамки и даже закатывали футболки, что был виден живот. Мы ели дикие малину, ежевику, голубику. А на реке ловили рыбу, и блеск чешуи был такой ослепительный, что до сих пор помню, мы собирали икру рыб и намазывали вместе с маслом на булку. Никто не мог отнять у нас то, что давала сама природа, что могли взращивать мы сами. В будущем мы платили за кусок рыбы, за банку икры, за ягоды в пластиковом стаканчике, но никогда у нас не смогут отнять воспоминания из детства…
Глава седьмая. Дискуссия в саду
Я до сих пор помню прохладную водицу реки, бурные её потоки, она была чистой, мы легко могли испить прямо из неё не вскипятив. Мы играли в мяч на полях, когда ветер гнал нас всё быстрее и быстрее.
Вечерами мы сидели в доме у любого, на столе всегда появлялись баранки, сушки, блестящий самовар, варенье и хлеб. Нам ничего не важно было. Иногда за хорошую работу мы могли попробовать самогон, дядя Ваня всегда хранил самогонный аппарат у себя в сарае и угощал нас, если был хороший повод. А как мы бегали от бабушек от этого, они долго смотрели на нас и вздыхали о потерянном поколении, говорили, что раньше трава была зеленее, и я никогда не понимал и махал рукой под заливной хохот ребят. Только потом я понял их, когда деревни нашей не стало. Трава действительно была зеленее, вода была чище, небо более голубым, сейчас поезд этот ушёл. Нет больше деревянных домиков с длинными дымоходами, пышными садами, широкими полями, густыми лесами, длинной рекой, высоких заборчиков и людей, что жили в них тоже. Всё это смыли, сожгли и уничтожили. Нет товарищей, нет детства, лишь непростая дорога, полная ужаса и боли.
Я смеялся и плакал здесь, хоронил родных и близких, отдавал честь предкам, честно трудился и играл с друзьями. Было хорошее время, безоблачное. Теперь же оно забыто, а деревня моя исчезла.
Отец и дед растили яблочный сад, мы варили из него сидр и продавали людям. Иногда я просто лазил на дерево и отрывал ещё зелёное яблоко, после чего лицо моё приобретали глубокие морщины, а дед смеялся, смотря на меня с лавки.
Нет и яблок этих, лишь едва различимая соль наполняла рот, хотя я не уверен, воспоминания ли это или мои слёзы, что катятся по щекам? Я никогда не забывал их, всегда помнил и хочу, чтобы помнили все.
Те усилия, что мы тратили, тот пот и кровь, которые лили, мы падали от бессилия прямо на землю, моля Бога о милосердии и крошке хлеба. Ни дождь, ни солнце не были нам друзьями, скорее напоминали о том, что когда-то потеряли. Мы всегда что-то теряем…
Лейтенант милиции
Александр Фёдорович Вавилов
1960 год»
― Александр Фёдорович? – изумился доктор наук.
На это Табалуга с радостью кивнул и улыбнулся. На глазах у филолога появились слёзы, которые он начал судорожно вытирать.
– Отец… – сквозь слёзы произнёс Вадим Александрович, на что сын правителя спокойно кивнул.
Доктор наук крепко прижал эти листы к себе, стараясь ощутить на них прикосновения своего отца, филолог как можно крепче сжимал глаза, стараясь вновь вспомнить своего любимого отца Александра Вавилова. Он вспомнил его лицо, его улыбку, его голос пробился, словно через толщу воды. Затем его взор поднялся, и он крепко обнял дракона, который подарил ему эти строки. Табалуга был очень даже рад и доволен, ведь ему удалось подарить такие тёплые воспоминания человеку, к сожалению, так рано потерявшему свою семью.
