– Представляете, Римма Марковна? А вот в наши времена девиц подобного поведения совсем по-другому называли, и в порядочное общество обычно не приглашали, ибо моветон.
– А у нас их называли лоретками, – вспомнила и себе Римма Марковна, поблескивая от радостного любопытства глазами.
– Я на вас в суд подам! – закричала Элеонора Рудольфовна не своим голосом, – за клевету!
– А где тут клевета? – удивилась Нора Георгиевна. – О том, что к вашей дочери женатый мужчина регулярно ходит, все соседи знают. Не единожды видели, знаете ли. А недавно и его супруга приходила, разбираться. Можно и ее позвать, она подтвердит!
Элеонора Рудольфовна побледнела и схватилась за сердце.
– Воспитанием Ольги вы совершенно не занимались, дорогуша, – констатировала Нора Георгиевна, осуждающе качая головой.
– А сейчас она свою Светку в интернат сдала, – тут же наябедничала Римма Марковна, с жутко довольным видом.
– Я смотрю, вас из психушки уже выпустили? – не осталась в долгу Элеонора Рудольфовна.
Римма Марковна побагровела… в общем скандал набирал обороты, вовсю.
Обо мне все давно забыли.
Я лишь успевала переводить взгляд с одной дамы на другую.
– Так, а что это здесь происходит? – в дверях появился раздраженный Иван Тимофеевич, а я мысленно взвыла: позаниматься геометрией теперь уже точно сегодня не выйдет.
– Знакомьтесь! – едко ответила Нора Георгиевна и, прищурившись, добавила. – Это мать той непутевой девицы, что регулярно разрушает чужие семьи и заливает соседей снизу. Пришла сюда, так сказать, восстановить справедливость, насколько это возможно…
– А с какой целью Вы здесь шумите? – перебил Нору Георгиевну Иван Тимофеевич, и та недовольно умолкла, бросая взгляды исподлобья на старшего по подъезду.
– Заявление я принесла, – ядовитым голосом сообщила Элеонора Рудольфовна и для наглядности показала сложенный вчетверо листок бумаги.
– Что еще за заявление?
– В милицию! – осклабилась лидочкина бывшая свекровь, – заявление о том, как гражданка Горшкова, Лидия Степановна, напала на мужа, пребывающего в беспомощном состоянии по болезни, зверски избила его и обманным путем выбила заявление на развод!
Римма Марковна ахнула, а Нора Георгиевна вытаращила глаза и даже очки не поправила.
– Это правда, Лидия? – удивленно взглянул на меня Иван Тимофеевич.
– Правда, – пожала плечами я.
– Но как же так? – не мог поверить он.
– Достал он меня, – буркнула я, – дала разок по мордасам, он разнюнился и написал заявление. Не хочу такого мужа. Тряпка какая-то, а не мужик…
– Замолчи! – психанула Элеонора Рудольфовна.
– Еще и в карты на деньги играет, – продолжала очернять светлый образ Валерия Горшкова злобная я. – И на работу ходит только для галочки…
– В каком смысле для галочки? – спросил Иван Тимофеевич.
– На полставки учителем пения в ПТУ он трудится, – продолжала просвещать соседей я. – Я уговорила его подать заявление на развод еще месяц назад, так Элеонора Рудольфовна велела ему забрать.
– Зачем? – удивилась Нора Георгиевна.
– На квартиру эту он претендует, – выложила козырный туз из рукава я.
– Имеет законное право! – зло зыркнула на меня Элеонора Рудольфовна.
На соседей это известие произвело впечатление разорвавшейся бомбы.
– О нет! – схватилась за голову Нора Георгиевна, – певицу еле-еле пережили, так теперь еще один певец наклевывается.
– Но они супруги, – задумчиво почесал затылок Иван Тимофеевич.
– И что, что супруги! – вызверилась Нора Георгиевна. – Вам хорошо говорить, Иван Тимофеевич, у вас окна на другую сторону выходят. А мы, на этом пролете, опять все ночи подряд сходить с ума будем? Нет уж! Тем более Лида не желает с ним продолжать жить. У нас, слава богу, давно уже не крепостное право, и мнение женщины учитывается наравне с мнением мужчины!
