― Дочка, Верочка, давай поговорим, ― услышала голос мамы, но останавливаться даже не думала.
Не хотела их видеть. И тем более слушать дурацкие оправдания.
Никогда в голову не приходила мысль, что мои родители предадут меня. Просто подарят, как бездушную вещь, и будут спокойно жить в свое удовольствие.
Я прикусила губу, чтобы сдержать слезы и не расплакаться у всех на глазах.
Мне срочно нужна уборная.
Осмотревшись по сторонам, я заприметила официанта, который мог бы мне подсказать нужную комнату.
― Простите, где здесь уборная?
― Первая дверь налево. Вас проводить?
― Спасибо, я найду.
Не оборачиваясь и не желая искать глазами Виктора, я быстро скрылась в доме. Нашла уборную и заперлась на ключ.
Руками уперлась в столешницу около раковины и склонив голову, прикрыла глаза.
Больно.
В груди давило тяжелым грузом. Хотелось расплакаться, но я понимала, что позволь себе такую слабость, из уборной выйду с красным носом. А вокруг люди, которые точно заметят изменения на моем лице.
Родители. Как они могли так поступить?
Я понимаю мама, она всю жизнь заглядывала отцу в рот и делала так, как он пожелает. То ли так сильно любила его, то ли боялась остаться без его денег, либо же просто была слабохарактерной и не могла отказать. Но отец!
Сделала дрожащий вздох и выдохнув, попыталась взять себя в руки. Подняла голову, и с грустью посмотрела на себя в зеркале.
Ты никому не нужна, Вера. Ты не нужна своим родителям. Они подарили тебя, как ненужную вещь.
Собственные родители, с которыми я прожила всю жизнь, с которыми делила радость и печаль. Которых любила и уважала.
А что теперь?
Ненависть? Боль? Презрение?
Как мне к ним относиться?
Я вздрогнула, от неожиданного стука в двери.
Смахнула предательскую слезу, шмыгнула носом, и бросив короткий взгляд в зеркало, повернула в дверях ключ.
― Пришел сказать, что теперь я нужна только тебе?
Виктор вошел в уборную, и остановился практически вплотную ко мне.
Он был серьезный, немного строгий, но в его глазах читалась забота. Удивительно. Пришел пожалеть? Или сказать, чтобы я не дурила и выходила к гостям?
Даже его присутствие вызывало во мне боль.
― Разве это не правда?
Я отвернулась и прикрыла глаза. Хотелось сбежать на край света, где нет никого, кто мог бы меня тронуть. Нет, тех, кто был для меня самым родным и близким, самым любимым, а по итогу предал.
Я вздрогнула, почувствовав на плечах мужские руки.
― Вера, прекрати себя накручивать.
― Накручивать? ― я резко развернулась и заглянула в его глаза.
Как же мне хотелось стукнуть его.
― Представь, что твою дочь пришли и забрали, как ненужную вещь. Что бы ты ощущал в таком случае?
Виктор нахмурился, будто пытался представить то, о чем я сказала.
Вряд ли ему удастся это понять, ведь он именно тот, кто забрал меня из семьи. Отец ему просто подарил меня, а Виктор и рад пользоваться.
Я усмехнулась, улыбкой выражая боль, которую ощущала, и собралась выйти из уборной, но мужчина перехватил меня за руку.
― Я сказал твоим родителям, чтобы они ушли.
Я подняла на него взгляд и медленно кивнула.
― Хорошо. Накормишь меня?
Да, в стрессовых ситуациях я хочу есть. Никогда не понимала тех, кто говорит, кусок в горло не лезет. Как он может не лезть, если хочется жрать?
― Пойдем, ― Виктор кивнул, и открыв двери, пропустил меня вперед.
Мы вышли в коридор и уже там, не сдержавшись, Островский нагло прижал меня к стене и завладел губами. Целовал страстно, опытно, горячо, вызывая в моем теле мурашки. И я снова порадовалась, что надела эти чертовы наклейки на грудь. По крайней мере, не Виктор, не кто‐либо другой не поймет, что я сейчас чувствую.
