В продолжение о беспределе. Офицеры до подполковника, в редких случаях майора, боялись заходить в казарму (общагу) после 23.00, потому что рисковали быть избитыми, и это было за норму. Неоднократно нерадивых командиров отлавливали в городке вспомнить дневные обиды и воздать по заслугам. Был случай, когда майор Дубалев около недели не выходил из части, днем его не трогали, но и он не мог среди бела дня уйти со службы, а вечером боялся, знал, его поджидают, закончилось тем, что его устали ждать, порезали ему все четыре колеса на машине и забыли про него. Потом его вроде как уволили за вымогательство, даже уголовное дело возбуждали, но чем кончилось неизвестно. Случаи вымогательства офицерами денег с подчиненных, явлением было тоже не редким, действовало примерно так, хочешь на выходной съездить – плати, не хочешь на полигон ехать – плати, зачет какой ни будь – плати, да и вообще если ты «олень», то просто – плати. Ко всему прочему, параллельно появлению и развитию контрактной службы, появилась и новая преступная деятельность, вымогательство денег с военнослужащих гражданскими лицами. Платили практически все, в том числе и офицеры. Существовали как целые преступные сообщества, так и отдельные лица, которые в дни выдачи зарплаты свободно заходили в часть и собирали мзду, кто не платил, тех били, исключения составляли местные и особо упертые, их не трогали. Так же практически в каждом подразделении у них был свой информатор из числа военнослужащих, который сообщал дополнительно о тех военнослужащих, которые увольняются, уходят в отпуск или еще по какой либо причине получают крупные суммы денег. Далее было просто, таких военнослужащих поджидали, чаще на вокзалах, бывало и в других местах, и отнимали все деньги. Профессиональная армия не могла противостоять обычным гопникам, иначе подобных лиц не назовешь, как она интересно смогла бы выполнить боевую задачу, а если довелось, отправится в район боевых действий? Не понятно. Но, тем не менее, что было, то было, войсковые подразделения платили дань преступникам. Все знали, но в ответ лишь могли разводить руками, «Ни чего не можем сделать».
