Конус Морзе - страница 2

Она шла рядом с видной женщиной, очевидно её мамой. Соня сразу же узнала Лешку. Она остановилась:

– Здравствуйте, Алексей. Что вы делаете в наших краях?

– Да вот иду с репетиции, – соврал Лешка.

– Мама, это тот молодой человек, – обратилась Соня к маме, – который из-за меня повредил ногу.

Алексей протянул женщине руку для знакомства:

– Алексей.

Сонина мама протянула два пальца.

Эти два пальца не только сняли Лешкин бзик, но и вызвали в душе его волну негодования:

– Везде бубнят: «Пролетариат, передовой класс, гегемон». А гегемон обитает в занюханной коммуналке, трескает субпродукты и жмет пальцы советским буржуям, живущим в шикарных домах.

Насчет буржуев Лешка был неправ. В упомянутом в рассказе доме (73—75) жили не буржуи, а люди, приносившие государству заметно большую пользу, чем токарь Барсуков. Например:

физик П. Л. Капица,

историк С. Ф. Платонов,

математик Г. М. Фихтенгольц,

физик И. В. Курчатов,

поэт И.А.Заболоцкий

физик Я.И.Френкель и другие известные деятели науки и культуры.

Конечно, бытие определяет сознание. Конечно, сознание жильцов дома 73—75 отличалось от сознания токаря Барсукова и от сознания его товарищей. Он это понял и поставил крест на красивой девушке из дома 73—75, папа которой был наверняка не простым человеком.

Освободившись от бзика, Лешка позвонил в воскресение Клавке-револьверщице:

– Клава, ты сегодня свободна?

– Как ветер мая!

– Давай заберемся на Исаакий. Посмотрим на город с высоты птичьего полета.

– Хорошая идея!

– Спускайся через 15 минут. Я буду ждать тебя у подъезда.

«Вот так. Каждый сверчок…", – подумал Лешка и в принципе был

неправ.

Князь-Владимирский собор

Всю страстную седмицу коммунистические идеологи пахали как карлы, отвращая трудящихся от опиума для народа. Плакаты, лекции, беседы, спектакли, агитконцерты – всё было подчинено антирелигиозной пропаганде. Своего пика этот кипёж достигал в Великую субботу.

Чтобы у трудяг не возникло мысли посетить праздничную, пасхальную церковь, на заводы приезжали артисты, певцы, танцоры, циркачи, оркестры. Повсеместно организовывались вечера танцев. Раздавались бесплатные билеты в театры и в кино.

К окончанию смены на «Линотип» прибыла труппа Театра эстрады. Центральный пролет инструментального цеха был забит народом. Кому не досталось места на скамейках, сидели на подоконниках, на станках и даже в кабине подъемного крана. Ну как же! В то время не было телевизоров. На артистов, как теперь, глаза не были намозолены.

Программа была стандартной: певица с парой романсов, молодой жонглер-эксцентрик, «Карусель» на аккордеоне, юморист, морская чечетка и т. п. Заводчане принимали все номера на бис.

В конце концерта конферансье торжественно объявил:

– Клавдия Ивановна Шульженко!

– А-а-а!!!

– …приедет в следующий раз.

– У-у-у!!! Бей гада!

Народ агрессивно двинулся к сцене.

К Барсукову подошел Генка. Его старый и хороший друг:

– Пойдем, Лешка, пивком побалуемся. Здесь уже ничего интересного не будет.

– Ага! Только не с ларька, а зайдем в пивную на Кировском. Там сардельки вкусные.

– Нет вопросов!

После двух кружек начались фантазии на тему: «Как провести остатний вечер?».

Дружить с Генкой становилось все труднее и опаснее. Его, по Лешкиным наблюдениям, знала вся петроградская гопота. И не только петроградская. Василеостровской шпане он тоже был известен. Когда традиционно 5 мая в жесткой рукопашной схватке, сходились на Тучковом мосту васькинцы и петроградские, Генка был в первом ряду, плечом к плечу с записными петроградскими амбалами. И брал он не плечами, которые у него были не ахти какими широкими, а брал неукротимым натиском и своей зверской физиономией, вид которой деморализовывал противника. В драке использовались только кулаки. применять какое-либо холодное оружие запрещалось, но Генка на всякий случай засовывал за пояс шабер: «Знаем мы этих васькинцев. От них так и жди подлянки».