Ситуацию разрешает Вик Вик. Воспитатель с рычанием врывается в палату:
– Почему спим, первая палата?! Для кого была команда «на зарядку»?
Не говоря ни слова, мальчишки тянутся к выходу.
– Кто раскрасил Рыжова?
Ухмылки на лицах – и, по-прежнему, тишина.
– Я спрашиваю: Кто? Намазал. Рыжова!!!
– Не знаем, Виктор Викторович, – не выдерживают самые трусливые
– Ладно, на тихом часе поговорим. Пошли на зарядку. Рыжов, иди, смой пасту – на идиота похож.
Прижав к щеке полотенце, шаркая вьетнамками, мчусь к умывальнику.
Крытый шифером прямоугольник пуст – все уже на зарядке. Захожу вовнутрь и, сидя на корточках, тру щеку. На ней горит, не желая смываться, буква. К горлу подступает ком. Деревянная решетка под ногами постукивает каждый раз, когда я склоняюсь над краном.
Даже в умывальнике слышно, как Гориллович орёт: «Здоровье в порядке?». Надо идти в отряд, застилать постель, одеваться и смотреть в глаза тех, кого ненавидишь.
Две недели назад
«Никогда не нравилось ездить в лагерь. Не давал бы маме таксопарк каждый год бесплатные путёвки, поехали бы к бабушке. Теперь страдать три недели» – верчу головой, рассматриваю окрестности таксопарка.
Холодное утро. Ночью шёл дождь. Рядом с нами ветер гонит рябь по здоровенной луже. Невдалеке висят на родителях малыши – их отправляют в младшие отряды. В стороне замечаю знакомое лицо – Борька!
В прошлом году мы две смены оттрубили вместе, сдружились. Попрошу в автобусе, чтобы посадили рядом.
Долго стоим, ожидая колонну. Солнце уже высоко, но его скрывают тучи. На площади – многоликая толпа. Ревут малыши, гудят отцы, строгие мамы и бабушки раздают последние наставления детям и внукам.
Мама, устав говорить, молча сжимает мою руку. Андрей давно стоит в стороне – болтает со знакомыми девчонками.
Издалека слышен рёв моторов. На площадь выползают темно-вишнёвые мастодонты. – Ура! Дали «Икарусы»! – и мы, и родители улыбаемся
В прошлом году нас везли на старых, как мир, «ЛАЗах». Потом полдня кружились головы пионеров от выхлопных газов и тряской дороги. Кого-то из малышей даже стошнило.
Высыпавшие из «Икарусов» распорядители проверяют списки, выкрикивают фамилии. Через полчаса слез и сопель малышей, сдержанных «Ну, пап! Всё будет нормально!» – парней в гэдээровских джинсах и хрустящих ветровках, цепких объятий мамами девчонок в цветастых платьях: «Доченька, будь умницей!», пионеры размещаются в автобусах.
Буркнули, разогреваясь, двигатели. Ударяют по газам немногословные крепыши-шофёры; неповоротливые «Икарусы», изрыгая клубы угольно-чёрного дыма, медленно выкатываются из таксопарка.
Родители машут вслед, но назад смотрят только малыши. Начинается приключение!
Проходит час. Устав от гула съедаемой автобусом дороги, разомлев от жары, съеденных яиц вкрутую и бутербродов с «Докторской», пытаемся уснуть. Звонкие призывы сопровождающей: «Споём, ребята!», повисают в воздухе.
В середине пути, ошалев от скуки, швыряем в проезжающие автомобили недоеденные яйца, огурцы и ломти хлеба. Водитель автобуса, заметив безобразие, не отрываясь от руля, орёт в салон. Необъятная тётка-сопровождающая бежит к дальним сиденьям, где братец устроил обстрел дороги бутылками из-под «Байкала».
Вдоль колонны мелькают уходящие под горизонт поля золотистых подсолнухов; высятся ряды кукурузы.
В середине пути – остановка.
– Девочки – направо! Мальчики – налево! – голосит сопровождающая.
