Читать онлайн Люминис Сантори - Конъюгаты: Три



Глава 1

В небольшой комнате на западном крыле лучи заходящего солнца окрасили стены в тёплый приятный оттенок, от которого и хотелось спать и быть спокойным и умиротворенным. Что и происходило с Далилой: она и поспала, и поела, а до того прогулялась по окрестностям. Тогда в её руках был хороший фотоаппарат, но она взяла его для виду, и потому что он не был слишком тяжёлым. Пришлось чувствовать себя очень важно, серьёзно и немного профессионально. Вообще-то, такое её и вовсе не касалось, но именно сегодня просто захотелось чего-то такого. Кирсанова сделала, по её обыкновению, сто мало-чем-отличающихся друг от друга снимков, и к возвращению мужа рассматривала их на экране большого телевизора.

– Привет, дорогая.

– Явился не запылился.


Агний засмеялся и провёл пальцами по влажным волосами.

– Пока до тебя добирался, предусмотрительно смыл приставшую грязь.

– Молодец.


Хрисанф присел рядом и попросил пролистать обратно несколько предыдущих кадров.

– Эта весьма неплоха. Рододендрон хорошо получился.

– Мне не нравится это растение?

– Почему? (удивлённо).


Далила помялась, не совсем обдумывая ответ, а скорее зависая над мыслями.

– Ну, не то чтобы ненавижу. Но и не торчу. Это не сакура.

– Но похоже же.

– Они совершенно разные, Агний. И ты это знаешь. Ты же отлично разбираешься во всём таком.

– Но когда весна наступает, всё так размывается, в хорошем смысле этого слова. Всё как будто становится единой красочной картиной, такой, брызжущей, обновлённой, радостной. Как мозаика. Только живая.

– Ты так видишь?

– Ну. Чуток.

– Всегда вы такие.

– Опять вы. Они. Она и они. Она и другие.


Хрисанф взял с её рук пульт и отложил в сторону.

– Ладно, эти дурацкие кустарники. Вот, посмотри лучше на меня.


Он потянулся за обнимашками-поцеловашками к своей чем-то немного удрученной супруге. Она убрала его тёмные пряди заколкой в пучок, а светлые старалась заплести во множество косичек, но его волосы были слишком гладкими и быстро расплетались, если не вязать их туго и решительно, крепко затягивая кончики кос резинкой. Далила, конечно, так не умела, но муж покорственно лежал под её пальцами и сколько угодно позволял ей мучиться с подобным "рукоделием", пока не надоест и она сама не прогонит его прочь.

– Где был?

– На сур кете5уу.

– А конкретно?

– Ну, много чего там было, но я в основном на круговых танцах с мужиками тусовался. И в ларьках кушал всяко. Разумеется, тебе накупил тоже. Потом пойдём, поедим.

– А женщины были?

– Были. Вот у них и ел и отоваривался.


Далила скривила губы и часть волос супруга опять освободилась, волной упав на её колени.

– Ты просто невыносимо дикий чумодрас.

– Я же говорил, что будет весело. Ты сама отказалась.


Он нырнул через подушки и оказался сверху.

– Сейчас я разглажу эти складки и морщины.

– Не говори, как Генри.

– Что ты, я об этом и не думал никогда.


Хрисанф не забывает о профилактических семейных мерах. Он думает примитивно: чем чаще я буду поливать розу, тем дольше мы будем жить.

Я обязан о ней заботиться, но в то же время это мне в бесконечное удовольствие.


После лежат уже у себя в спальне. Она и в самом деле избавилась от лёгкой издерганности и уже расплетала ему итак уже практически расплетшиеся косы.

– Агний, не тяжёлые?

– Нет. Но я собираюсь обкарнать на днях. Под чёткий бокс.

– Айгуу, что с тобой?


Он смолчал, аккуратно поворачивая голову для её "работы".

Наверное, я выгляжу жутко нелепо по сравнению с тем… Упырём. Но если я скажу ей о таком, она высмеет меня на полную катушку. Сам ненавижу. Всегда так. Знаешь, как вести себя по-взрослому. Жил-жил. И седина в бороду. Потом раз! И опять на дне эволюции. Люди слишком животные. Рефлекторная дуга. Как только возникает на горизонте этот гиббон, я сам тотчас превращаюсь в эректуса: чисто с камешком хочу гоняться за ним.


– Как прошёл ваш съезд писателей?

– Нормально.

– Что в этом году сказали твои критики?

– Ничего особенного.

– Далила.


Поворачивается к ней лицом и тянется вверх, как подснежник, к её лицу.

– Я так поняла, по содержанию нареканий ни у кого нет, ведь каждый волен писать то, что ему угодно. Хоть какую тупость. А по тексту сказали, что с формой всегда всё не так: то как комиксы, то полусценарий, и совершенно не дневники, потому как не всё от первого лица, есть версии дум персонажей. В общем, убогость за счёт отсутствия грамотного интересного повествования и искаженность нормы вкупе с бедностью слога. Офкос, опять же мы не говорим о содержании, ибо тут у кого как есть.

– Хмм…


Хрисанф всегда внимательно её слушает. Внимательнее, чем она сама могла бы слушать себя. Но объяснить ей всё, что он думает о том или другом – сложно. Да и не стоит того. И это касается не только Далилы, но и много кого.


– Ах да, ещё бранные слова надо фильтровать, оказывается.

– Ну, это чушь уже! Брехня, как говорит Арсен!

– Считаешь?

– Конечно.


Сам Агний старается меньше материться и следит за собой в этом. Тому есть несколько причин. Раньше (в древние годы) он был малочувствителен к тому, что происходило вокруг, то есть не было у него повода, чтоб повыражаться на славу от одолевания каких-либо положительных или отрицательных эмоций. А терпение было основной составляющей его жизни, так что ставить экспрессию через каждое предложение, как бы, ни имело даже особого смысла. Во-вторых, разумеется, из-за Далилы, типа нахрен ей сдался гопник со словарным запасом амёбы и вообще не пристало себя так стрёмно вести в присутствии дамы, тем паче если ты живёшь с этой дамой. Кроме того, он знал, что отец Далилы не слишком злоупотреблял сквернословием. Это для него было очень веским основанием держать себя построже (смотри первые части и далее по тексту). Ну, и третим неакцентируемым фактором аналогичного воздержания, как видела его жена, возможно, был как раз таки их "осторожный атеизм", к коим они причисляли себя с Калитой, и попросту набожность, как называет это Корсун.


Но Далилу на этот счёт Агний не третирует: она совсем другая, к тому же она – писательница, а в их деле в ход идёт всё.


– Ну что ж, это их работа, обращаться с вами, как с цыплятами. И то не факт, что поймёте.

– Ещё им вроде как не нравится, когда в попсе есть намёки на религиозные, то есть не религиозные, а на тему веры. Не знаю, почему. Наверное, выбивается из жанра, хотя у меня и жанра-то нет.


Хрисанф для верности обнял жену, положив перед собой, как будто накрыв перламутровой ракушкой. Его волосы приятно касались её шеи и груди. Не раздражали. Из-за него кожа не покрывалась аллергической сыпью и даже мелкими ранками.

– Есть умные книги и есть не очень умные. Я читаю иногда из первой колонки: по работе нужно, или приспичит.

– Пфф, тебе постоянно приспичит, не прибедняйся.

– Но это же не для всех. Там другой мозг иметь надо, ну или другое образование. Твои книжки очень легко читаются. Я могу прочесть одну средней толщины за один вечер.

– Ты глотаешь их за несколько минут.

– И без конъюгации.

– Это что, издевательство такое?

– Наоборот, комплимент. Есть много чего от первого лица. Это располагает. Сразу интимно становится. И откровенно.

– Господи.

– Не крякофыркай. Я серьёзно. И есть много несложных диалогов. Мне, как познавшему одиночество, это очень удобно. Комфортно. Как будто друзья да. Знакомые. Знаешь, я всяких сложносочиненных описаний тоже начитался будь здоров.

– Скажешь тоже.

– И куда же без похоти и романтики. Морковка – наше всё! Вообще о чём писать тогда? Если не о любви? Это же элементарно. Все знают это с пелён.

– Думаешь?

– Ага. И мне нравится, что ты путаешь временные правила. Знаешь, в английском, это было бы ещё интереснее.

– Это происходит непроизвольно.

– Не ври. Кое-где, ты сама делаешь такие штучки, я же вижу. Ты не такая дура. Дура, конечно. Но моя дура. И не в том смысле.

– Я – дура. И я это знаю.

– Мудрость Сократа. Другое дело, возраст. Это не отменишь. Кое-какие вещи притупляются, другие наоборот. Это естественно. Но тебе ещё плыть и плыть до этого мега-философского равнодушия.

– Агний, ты субъективен!

– Не отрицаю. Но я честно сказал.

– Может, мне избавиться от гребаного псевдо-психодела.

– А оно итак усмирилось и тихо потявкивает местами.

– Это плохо?

– Ну вот (смеётся). Тебе его жаль да? Тогда выпусти. Делай, что хочешь, конфеточка моя.

– Я не конфетка. Перестань строить из себя крутого чувака.

– Но тебе же нравится.

– И это тоже.

– Как хочешь, кроха.

– Агний!

– Между прочим, тогда я прошу не быть такой двуличной.

– Чегооо?

– В гостях и в обществе, вот недавно к примеру, ты всегда сама благородность и как гейша ходишь со сложенными руками за мной, как эскорт. А на деле, дома всегда меня обзываешь, ругаешь и мутузишь.

– Ой-йё.

– Ей-ей. Ты думаешь, я в восторге? В восторге, как идиот. А потом здесь: Агний не так, Агний не то.

– Ой-ё. Ты действительно стал гребаным женатиком.

– Ну, Далила, я же тоже из плоти и крови.


Освобождает её из "ракушки" и усаживает рядышком. Всё же, поглядывает украдкой, искоса. Она выглядит беспечно, море по колено, равнодушно.

– Далила.

– Ну чего тебе.

– Да-ли-ла!

– Хочешь, чтобы я просила у тебя прощения? Нафик.

– Дэли, ты нарочно да?

– Нет. Такое вот нехудожественное у меня лицо. Даже не старайся прочитать меня по телу. У меня организм, как твой наоборот.

– Дайя, ты совсем меня не любишь.


Поник головой, как осенний колокольчик.

– Кончай артистировать, здесь тебе не колизей.

Молчит.

– Мне, вообще-то, тоже нелегко ломать комедию.

Молчит.

– Я-то не по этой части.

Молчит.

– А ты думаешь, что я лицемерка. Это оскорбление в мой адрес. Тем более, от тебя. Я про это наслышалась: три короба и плетёную корзинку. Не нравится – дуй отсюда. То есть, подавай на развод. И ищи себе честных, чистых и безгрешных.

Молчит.

Молчат.


Хрисанф первый отрывает свою прекрасную жопу и льнёт к ней, как забродившая жвачка к одежде.

– Ты что, я же умру. И мне себя не жаль. Мне тебя жаль, из-за того что тебе жаль меня. Прости меня. Я стал гребаным женатиком.

– Ну, ладно. Давай покушаем и я потом расскажу, почему вела себя так, как будто в карикатуре на историю, когда, помнишь, ты донимал меня вопросом про усталость.

– Далила, я люблю тебя.


Приходится им чуть повременить с ужином. Но ненадолго. Они по этому поводу не парятся.


Глава 2

– Хочешь, теперь тебя будут звать Стефан?

Стефан слегка кивает головой.

– Далила, к гадалке не ходи, наверняка обзовёт тебя Стафом, но ты не сердись, это она не со зла.

– Хорошо, мессир.

– Нет. Так не пойдёт. Здесь дома ты должен обращаться ко мне: Александр, ну или как угодно попроще. Саша, как-то странно звучит для меня, но это же моё имя.

– Постараюсь.

– Молодцом. Я рад, что ты согласился работать у меня. И действительно рад, что состояние твоего организма пришло в относительную норму. Стинки – это не для нас, понимаешь? Не надо больше этим заниматься.

– Хорошо.


Агний ходит по северной веранде, где обычно мало кто тусуется в такой ранний час: пять утра. Довольно свежо и прохладно, но Кирсанов в тонкой светлой рубашке и снизу в спортивных леггинсах: полупереоделся для пробежки, но отвлёкся на беседу с новым работником. Босыми ногами трёт некрашенные гладкие половицы, потемневшие от солнца и времени, усаживается на лёгкую садовую лежанку, собранную Калитой из обычных ивовых прутьев.

– Для начала можешь нашлифовать тут полы? Я на днях оциклевал, но жена сказала, что ей, всё же, заноза попала, когда она потом убиралась тут маленько. Поэтому там в пристрое есть всё для полера, покажу как с ним разобраться, а далее физические нагрузки и свежий воздух пойдут тебе на пользу.