– Да, но итогом этой кампании стала моя клятва не поднимать более меч на Беренгария, – ответил Гуго.
– Ценю вашу щепетильность, сын мой, но разве нет повода оставить ваше слово в стороне?
– Нет, матушка, я дал слово, и я останусь верен ему, – твёрдо ответствовал Гуго.
Берта сокрушённо всплеснула руками. Гвидо недоверчиво взглянул на Гуго. Что-то он не слыхал ранее о силе и надёжности слова своего сводного братца.
– Ну а заговор графа Иврейского развалился из-за предательства одного из его сообщников. По всем слухам, доходящим до меня, и судя по рассказу нашей Ирменгарды, предателя нечего искать среди воинов. Беренгару донес кто-то из числа облачённых в рясу, либо эта крыса Гвидолин, либо Фламберт, чьё короткое слово, похоже, уже становится фамильной чертой их рода. А может, и оба вместе.
На сей счёт с Бертой никто не спорил.
– Ну так что, – продолжала она, вновь всплеснув руками, – давайте признаем власть этого старого гриба Беренгара, признаем верховенство этого неувядаемого самца, папы Иоанна, и его старой потаскухи Теодоры, давайте поклонимся подстилке всех римлян Мароции и успокоимся навеки, ибо что ещё нам остаётся делать, раз мы все такие щепетильные и честные?
– Матушка! – синхронно произнесли Гвидо и Гуго, первый с укором, второй спеша с опровержением.
– Слушаю тебя, сын мой, – Берта повернулась к Гуго, даже не удостоив Гвидо кивком головы.
– Если Господь не наделяет нас своей силой и правдой в настоящий момент, это не значит, что против нашего врага решительно некому выступить. Есть сила, новая, тщеславная, которая может попытать счастья и сразиться с Беренгарием. Нам же останется только наблюдать за этой борьбой и постараться воспользоваться плодами этой битвы вне зависимости от её исхода.
– Так, так, продолжай, – довольно встрепенулась Берта.
– Мой славный сосед, король Рудольф, достиг вполне определённого возраста, когда корона давит на неокрепшие мозги и зовёт на подвиги. Вот только пространства для него маловато, он не может разевать свою пасть ни на моё королевство, – ого, Гуго уже называл Нижнюю Бургундию не иначе как своей вотчиной, и это при живом-то Людовике! – ни тем более на королевства франков и тевтонцев. Три года назад он неосторожно потявкал на короля Генриха по прозвищу Птицелов13, и был наголову разбит этим отважным германцем возле Винтертура. Между тем, оставаясь пусть отдалённым, но всё же потомком Карла Великого, он имеет основания претендовать на итальянскую корону. В своё время папа Иоанн Тибуртинец и его слуга Теофилакт позвали моего сюзерена на царство. Что, если нам повторить их приём и пригласить в Италию Рудольфа за тем же самым?
– Я слышала об этом Рудольфе, – ответила Берта, – но исходя из услышанного я сомневаюсь, что он станет достойным правителем.
– Тем лучше, ведь мы и не преследуем такой цели, матушка, – обрадованно заметил Гуго, – нам нужно, чтобы он выступил против Беренгария, а мы… Мы будем иметь дело с тем, кто одержит в этой борьбе верх.
– То есть либо с недотёпой Рудольфом, либо с ослабленным войной Беренгаром – задумчиво продолжила Берта. – Что ж, такой расклад может быть весьма неплох, в вашем предложении определённо имеется смысл, и его надо хорошенько продумать. Ну а вы, сын мой, в случае провала Рудольфа, возможно, получите тогда виды ещё и на Верхнюю Бургундию, не так ли? – Берта насмешливо, но одобрительно взглянула на Гуго. – Учитесь, дети мои, у вашего старшего брата, он мыслит как настоящий стратег и правитель. Но кто возьмёт на себя смелость и интерес начать переговоры с этим Рудольфом?
