– Вам известно, что наш император Беренгарий слаб и стар, и дни пребывания его в этом мире вряд ли исчисляются тысячами.
– Время никто не может повернуть вспять, – философски ответил Рудольф.
– И он, ко всему прочему, не имеет наследников, что неизбежно после кончины императора приведёт к новым междоусобным войнам, от которых в последнее время так устала Италия. – И Ирменгарда вздохнула столь томно, как будто помимо Италии смертельно устала и она сама.
– Вероятно, – продолжал отвечать Рудольф, больше занимаясь разглядыванием собеседницы. Это занятие его заворожило настолько, что он машинально ляпнул: – Но ведь наследником Беренгария должен считаться ваш пасынок, Беренгарий-младший?
Глаза Ирменгарды вспыхнули пламенем, знакомым всем тем, кто когда-либо общался с её матерью. Однако Ирменгарда, ненавидевшая своего пасынка классической ненавистью мачехи, была всё же готова к подобному вопросу.
– Недавний мятеж моего супруга, мятеж неудавшийся, привёл к тому, что император во всеуслышание поклялся не иметь дело с семьёй графа Иврейского, в том числе со своим внуком.
– Это мало что меняет в вопросах наследства.
– Это меняет все для тех, чьи амбиции простираются дальше их владений, полученных при рождении. Ваши доблести, ваше высочество, настолько обширны, что вряд ли достойны пределов занимаемого вами королевства.
– Вы льстите мне, графиня, – сказал, вдруг заметно напрягшись, Рудольф.
– Нисколько. Вы потомок Вельфа14 и Конрада, ваш род ведёт свою историю от самого Одоакра15, однако волею судеб вы замкнуты сейчас в пределах вашего маленького королевства, хотя вы достойны большего.
Рудольф молчал. Его тщеславие было покороблено обидным словом «маленького». Он сам знал это и сам этим терзался.
– Мне представляется удобным момент, когда вы можете потребовать королевскую и императорскую власть себе по праву сильного, ибо нынешний правитель не в состоянии обеспечить покой вверенным ему владениям, среди которых и святой Рим.
– От кого идёт это предложение? – Бургундский король пытался говорить с равнодушием в голосе, но глаза его предательски блестели. При всей свой мягкотелости и инфантильности он был вовсе не чужд авантюрам.
– Граф Адальберт Иврейский, супруг мой, говорит моими устами и обещает вам в делах ваших всякое содействие. Помощь вашей миссии обеспечит и графство Тосканское, спасаемоё Господом, моей матерью Бертой и моим братом Гвидо, – ответила, привстав с кресла и изогнувшись в грациозном поклоне, Ирменгарда.
– Почему вы обратились именно ко мне? Разве не является креатурой вашего дома ваш сводный брат, граф Гуго Арльский?
– Буду с вами откровенна, на первых порах так всё и было. Но! Граф Гуго, увы, связан клятвой с Беренгарием не обнажать против него оружие своё до конца дней одного из них. Граф Гуго навряд ли будет предпринимать что-то серьёзное, покуда жив его слепой сюзерен, от которого Гуго ждёт не только Лангобардию, но и Нижнее королевство. Что до моей матери, графини Берты, то она полна желания отомстить Беренгарию за своё заточение, и любая весть о его падении будет принята моей матерью с великой радостью. Она хочет свершить над ним суд ещё при этой жизни. И наконец, мой родной брат Гвидо недолюбливает Гуго Арльского и менее прочих желает видеть королевскую корону на голове его.
Рудольф опустил голову и хранил молчание. В голове его шла кипучая деятельность, мозг горел и плавился.
