Четверть века он под разными предлогами избегал мест, связанных с тягостными воспоминаниями, ни разу за это время его ноги не было на полях Маренго, и всеми кружными путями он избегал окрестностей замка Борго, а потому, услышав приказ императора, почувствовал необъяснимый ужас в своей душе, как будто круг его судьбы начал замыкаться. Он расторопно и со знанием дела собрал свой отряд численностью двести копий, и точно в соответствии со своим планом покинул Брешию, отправившись на юг, в сторону Кремоны. Город приветствовал его отряд, местный епископ радушно раскрыл свои объятия, а один из кремонских нотариев, у которого недавно родился сын, устроил в честь гостя и в честь своего сына праздничный ужин. Запелёнатого хнычущего младенца даже принесли высокому гостю для благословения, и Гуго, окинув его спокойным, – ну да, скорее всего, равнодушным взором, – произнёс несколько дежурных слов. Возможно, он что-нибудь добавил бы ещё и был бы куда более эмоционален, если бы знал, что ему в этот день представили человека, благодаря летописям которого потомки узнают о событиях десятого века, происходивших в Италии. Ребенку, родившемуся в Кремоне, родители дали лангобардское имя Лиутпранд, и в своё время ему суждено будет стать епископом этого города.
Весёлый ужин не смог отвлечь Гуго от его дурных мыслей, а приказ Беренгария подгонял его войско вперёд. Уже на следующий день Гуго покинул Кремону и взял направление на Фьоренцуолу. Ему пришла в голову мысль получить разрешение императора дожидаться его войск именно там, во Фьоренцуоле, которая находилась на полпути от замка Борго к Пьяченце, а поэтому не было особого смысла воинам Гуго дважды идти по одной и той же дороге, туда и обратно. Довод веский, если не принимать в расчёт, что за всем этим скрывался безотчётный страх старого графа перед воспоминаниями, которые неминуемо начали бы грызть его совесть, как только взору его открылись бы стены Борго.
Сразу после выхода из Кремоны отряд Гуго, уменьшившийся к тому времени за счёт оставленного в городе гарнизона до полутора сотен копий, начал долгую и опасную переправу через По. Ширина реки здесь достигала почти трёхсот метров, и Гуго должен был хвалить Небеса за то, что река давно завершила свой весенний разлив. Гуго достиг противоположного берега одним из первых. Отправив вперёд несколько человек в разведку, ибо за рекой, сразу после небольшой песчаной отмели коварно начинался достаточно густой лес, Гуго начал руководить оставшейся переправой.
В этот момент Провидение, по всей видимости, приняло к сведению горячие мольбы графа Миланского и на свой манер согласилось не допустить Гуго к местам, которые он так страшился посетить. На южном берегу По вместе со своим командиром успело переправиться не более двух десятков его воинов, когда из прибрежного леска раздался резкий свист множества стрел. Двое слуг Гуго упали замертво, а ему самому визгливая стрела впилась в плечо. Выставив вперёд свой массивный щит, он начал затравленно оглядываться, ища уцелевших в своём войске и призывая тех присоединиться к нему. Пять-шесть воинов с щитами наперевес сгрудились вокруг своего господина, остальные же либо были сражены новой порцией стрел от нападавших, либо кинулись обратно в воды По. Что касается переправы, то там началась паника и неразбериха, некоторые поспешили прийти на помощь гибнущему сеньору, другие, особенно те, кто оставался ещё вблизи левого берега, праздновали труса.
