Когда плотно закрытая дверь отделила фон Штрума от животного, так его напугавшего, коротышка слез со стола, уселся в стоящее рядом кресло с высокой спинкой, расправил помятые букли парика и снова поместил куафюру себе на голову. Потом он расправил кружева манжет и, приняв начальственный вид, стукнул тростью по полу.
– Минхеер Клоотс, что означает это неуважение, проявленное вами к представителю Ост-Индской компании?
– Великие Небеса, минхеер, никакого неуважения, что вы! Этот медведь совсем ручной, даже к чужакам ластится. Я держу его при себе с трехмесячного возраста. Тут просто накладка вышла… Мой первый помощник, минхеер Хиллебрант, посадил зверя в каюту, чтобы он не мешался под ногами, ну и запамятовал об этом. Мне очень жаль, минхеер фон Штрум. Заверяю, медведь больше не появится, если только вы, конечно, не захотите с ним поиграть.
– «Поиграть»? Чтобы суперкарго компании играл с медведями? Минхеер Клоотс, велите выкинуть животное за борт – немедленно!
– Нет-нет, я не могу этого сделать! Он очень мне дорог, минхеер фон Штрум. Клянусь, он больше вас не побеспокоит.
– Тогда, капитан Клоотс, вам придется держать ответ перед компанией, которую я извещу о случившемся. Вас вычеркнут из списков, а ваш залог конфискуют.
Подобно большинству голландцев, Клоотс был склонен к упрямству, и это высокомерное поведение суперкарго заставило его возразить:
– Хартия не запрещает мне держать животных на борту.
– Правила компании, – заявил фон Штрум, величаво откидываясь в кресле и скрещивая тоненькие ножки, – требуют от вас брать на борт диковинных и редких животных, направляемых губернаторами и факторами для развлечения коронованных особ, будь то львы, тигры, слоны или иные порождения Востока. Однако в правилах ни словом не упоминается о праве капитанов зафрахтованных кораблей провозить на борту, по собственному усмотрению, каких бы то ни было животных. Следовательно, это можно счесть нарушением запрета на частную торговлю.
– Мой медведь не для продажи, минхеер фон Штрум.
– Его надлежит незамедлительно убрать с корабля, минхеер Клоотс. Я приказываю вам избавиться от зверя. Решайте!
– Тогда мы бросим якорь, минхеер фон Штрум, и пошлем на берег за окончательным решением. Если компания постановит, что зверя надо списать на сушу, так тому и быть. Смею, однако, напомнить, минхеер фон Штрум, что мы лишимся места в строю и будем вынуждены плыть в одиночку. Мне приказать, чтобы отдали якорь, минхеер?
Это замечание несколько умерило гнев суперкарго: чиновник явно не желал добираться до цели самостоятельно, и данное обстоятельство пересилило страх перед медведем.
– Минхеер Клоотс, пожалуй, мне не стоит требовать слишком суровых мер. Посадите зверя на цепь. В таком случае я согласен терпеть его присутствие на борту.
– Минхеер, я буду держать его подальше от вас, обещаю, но на цепи он станет выть сутки напролет, и вы не сможете заснуть.
Суперкарго, убедившийся, что капитан настроен решительно и никакими угрозами его не пронять, сделал то, что обыкновенно делает человек, когда понимает, что дело складывается не в его пользу. Затаив в сердце злобу, он напустил на себя снисходительный вид и произнес:
– Раз так, минхеер Клоотс, зверь может остаться, но блюдите свое обещание.
Капитан с Филипом вышли из каюты, и минхеер Клоотс, весьма недовольный, пробормотал:
– Компания посылает меня возить обезьяну, так почему бы мне не возить своего медведя?
