Корабль-звезда - страница 42
Она озиралась, смакуя впечатления. Некоторые мавзолеи были снабжены высеченными на камне эпитафиями; возможно, уважение к изяществу этих надписей помогло тяжелым, насыщенным углеродом стенам устоять в неприкосновенности, граничащей с почитанием. Вот одна:
Другая была строже и суше:
Приятно было прикоснуться к древним шуткам. Вот бы еще и гены одарили Асенат хоть минимальным чувством юмора… Ага, а вот эпитафия, вполне подходящая к меланхоличной натуре Старшей Мудрицы:
Мемор подумалось, что с момента, когда была высечена эта надпись, на множестве планет зародилась жизнь и столь же многие миры стали непригодными для жизни в силу жестокости истории. Но Струя над головой пребывает и ныне.
О! Вход в Цитадель уже близок; нет больше времени предаваться размышлениям. Ступай горделиво и с достоинством…
Мемор величественно проследовала внутрь, держась с обычным изяществом и высоко воздев голову; свита адъютантов сопровождала ее под исполинскими арками Цитадели Воспоминаний. Ее приветствовали торжественной музыкой. В ее честь испустили пикантно пахнущую дымку, и Мемор из вежливости вдохнула, поклонилась и взъерошила перья в быстром рубиновом салюте. Ее тут же окружили с предложениями ухода за оперением, стали ласкать кожистые наросты на голове, шептать пожелания удачи и отпускать сальные комплименты, мимоходом приглашать в разные места, соблазняя усладами. Ароматы пьянящих перспектив устремились ей в ноздри, окрасив вдыхаемый воздух предвкушением сочных развлечений.
Она нетерпеливо отмела все соблазны и стала оглядываться в поисках портала, ведущего к Асенат. Придворный гомон ошеломлял разнообразием сенсорных возбудителей, приветствий, запахов; щекотали кожу и оперение мимолетные разряды, бередили слух высокочастотные призывы, дрейфовала по залам ажурная дымка сплетен. Все это надлежало старательно игнорировать, показывая тем самым, что Мемор выше суеты светских бесстыдников.
Под бастионами Цитадели, напоминавшими скальные отроги, увитые красочными мегацветами, собралась шумная толпа. Большинство явилось поглазеть на казни. Древние законы запрещали любую регистрацию ритуальных смертей, визуальную или звуковую, на любом носителе, и зевак манил непосредственный чувственный опыт. У всех были увеличительные приборы, всех окутывала аура нетерпеливого предвкушения. Мимолетные голоса изнывали от голода по чему-то неопределимому, не осознанному зрителями до конца.
Все это Мемор отринула.
Административные помещения надежно экранировались от нежелательного присутствия. Толпу, влекомую простой жаждой ощущений, и еще большее число скудных умом случайных посетителей отклоняли от путей туда бледными люминесцентными преградами, возвращая к скитанию по сырым коридорам в поисках элементарных безыскусных наслаждений. В таких местах особи, не слишком одаренные интеллектуально, обретали преходящие услады и забывали, зачем явились, утрачивали на краткое досадное время, увы, даже память о смысле бытия Народа как такового. Впрочем, они на это не сетовали.