На губу отправляли только в крайнем случае: самоволка, план (анаша, кто не знает) или пьянство на смене. И то не всегда, только если случались рецидивы, а они таки случались… Отсутствие работника создавало лишние проблемы начальнику смены – прапорщику, поэтому этого старались не допускать. Тем более что подавляющее большинство солдат составляли представители азиатских земледельческих наций: узбеки и таджики из дальних кишлаков. Они у себя дома по жизни привыкли к послушанию начальству и родителям, и с ними хлопот было немного.
Проблемы создавали в основном выходцы из скотоводческих наций: казахи, киргизы, туркмены, а также немногочисленные кавказцы, ну и славяне, куда же без них. Было и несколько татар, но они были из Челябинска, Ижевска и других русских городов, языка своего толком, а то и вообще не знали и проходили за славян, как и немногочисленные казахи из северных областей (Петропавловская, Восточно-Казахстанская, Уральская и т. п.), от таких татар не сильно отличавшиеся, даже один немец из Алма-Аты был. Вся эта разношёрстная братия и составляла хозвзвод, которым железной рукой управлял старший прапорщик Валиев, он же Гафурыч. Это были слесаря (восемь человек), водители (четыре человека), кочегары (три человека), сварщик, кладовщики, бухгалтер, повар, короче – блатные должности.
Да, были ещё четыре сержанта – начальники хлебопекарных отделений, но этих старались набирать из земляков, кто потолковее, знающих русский на уровне общения и в то же время поздоровее физически, чтобы понять задачу из уст прапорщика и донести её до подчинённых, а если надо, то и вколотить. Помнится, когда я в новенькой с иголочки офицерской форме в первый раз зашёл в цех, мне встретился бригадир смены и по совместительству командир отделения, туркмен сержант Попыев. В идеально выстиранной и отглаженной спецодежде, ростом под метр девяносто, он лениво прохаживался по цеху, держа в руке рейку от хлебного лотка размером где-то 80 на 5 сантиметров. Когда я спросил, зачем она ему, он ухмыльнулся глупому вопросу и сказал:
– Мой замполит, товарищ лейтенант.
Славян и иже с ними называли русаками. Азиатов – бабаями. Кавказцы – отдельная группа. Причём сварщик армянин Матевосян и командир отделения хлебопёков азербайджанец Рзаев считались земляками, ходили в обнимку, как то раз вместе бегали в самоволку и потом сидели на губе – в общем, не разлей вода. И это всего за три года до войны в Нагорном Карабахе!..
Но я отвлёкся. В шесть часов утра происходил подъём, и все выбегали на получасовую утреннюю зарядку. Летом – с голым торсом, зимой в хэбэ – солдатских гимнастёрках на пуговицах. Чтобы не простужать теплолюбивый личный состав, зимой она длилась минут десять – пятнадцать и включала в себя в основном пробежку, только чтоб взбодрить персонал. Зарядку проводил я сам. В двадцать два года это было нетрудно и помогало прогнать одурь ночного дежурного бдения. Мне в кабинете перед первым дежурством Стебель на пальцах показал минимальное количество упражнений (наклоны, повороты корпуса, прыжки, приседания) и сказал:
– А если что своё придумаешь, то и зашибись.
Я придумал только «мельницу»: руки в стороны, наклон вперёд и вращение корпусом хорошо прочищало мозги. Потом утренний туалет и оправка, потом я строил дневную смену и вёл её на завод, оставляя остальных на произвол судьбы, но ненадолго, ибо вскоре ночную смену должен был привести дежурный прапорщик, и всё повторялось снова. Когда смену приводил дежурный прапорщик: начальник склада, АХО, мастерской или смены, то он шёл отдыхать, но меня это не касалось. Я шёл работать, предварительно позавтракав солдатской пайкой, которую повар Халилов приносил ко мне в кабинет.
