– Вот с одним из таких я и собираюсь тебя познакомить – с Императором этих трущоб. Я-то, в качестве доктора, пользуюсь правом неприкосновенности, и, смею надеяться, тебя он тоже уважит, как моего компаньона, – но ты все же держи хвост подогнутым: вдруг на него накатят тиранические настроения.
– Так он, значит, Владыка Рва?
– Именно, именно. Здесь его называют Старый Джек, иногда – Черный Питер, но по большей части стараются имени не поминать. Просто говорят – господин Ща. Вот и посмотришь, что значит быть Королем.
Варт начал малость приотставать от своего проводника и, вероятно, правильно поступил, ибо они подплыли совсем близко к старому деспоту, прежде чем Варт наконец заметил его, а заметив, в страхе отпрянул, ибо господин Ща имел четыре фута в длину, а вес его трудновато было даже прикинуть. Огромное тело, теневидное, почти неразличимое средь стеблей, завершалось ликом, изрытым всеми скорбями, терзающими абсолютных монархов, – жестокостью, раскаянием, старением, гордыней, себялюбием, одиночеством и мыслями, непосильными для рассудка отдельной личности. Господин Ща висел или парил перед ними, углы его обширной иронической пасти были навек оттянуты вниз, как бы от некой печали, длинные гладкие челюсти сообщали его выражению нечто американское, сходство с Дядюшкой Сэмом. Он был беспощаден, лишен иллюзий, наделен логическим складом ума – хищный, свирепый, безжалостный, – но глаза его, огромные, переливчатые, как драгоценные камни, казались глазами раненого оленя – большие, испуганные, нежные и полные скорби. Он не шелохнулся, но окинул их горестным взглядом.
Про себя Варт решил, что господин Ща ему вовсе не нравится.
– Властитель, – сказал Мерлин, не обращая внимания на трепет, пронизавший Варта, – я привел к вам молодого адепта, желающего принять вашу веру.
– Веру во что? – медленно вопросил Владыка Рва, почти не раскрывая рта и говоря в нос.
– В силу, – ответил линь.
– Пусть скажет сам за себя.
– С вашего дозволения, – сказал Варт, – я не знаю, о чем мне должно спросить.
– На свете нет ничего, – сказал монарх, – за вычетом силы, коей ты притворно взыскуешь: силы перемалывать и силы переваривать, силы искать и силы отыскивать, силы ждать и силы предъявлять права, все это сила и все – беспощадность, и зарождаются они в тебе, немного ниже затылка.
– Спасибо.
– Любовь – всего лишь обман, навязанный нам силами эволюции. Наслаждение – приманка, подброшенная ими же. Существует лишь сила. Сила принадлежит индивидуальному разуму, но силы разума недостаточно. В конце концов, все решает телесная мощь и Один Только Сильный Прав. Теперь же, как я полагаю, тебе самое время уйти, молодой господин, ибо я нахожу эту беседу скучной и утомительной. И я считаю, что тебе лучше исчезнуть почти мгновенно, иначе моя не питающая иллюзий пасть может внезапно решиться представить тебя всем моим зубам. Да, я решительно полагаю, что самое умное для тебя – убраться сию же минуту. Итак, попрощайся с моим величеством – и надолго.
Тут обнаружилось, что хвастливые щучьи речи едва не заворожили Варта, – он и не заметил, что плотно сжатая пасть все приближалась и приближалась к нему. Она подвигалась неощутимо, пока наставления отвлекали его, и вдруг разрослась, оказавшись в вершке от его носа. С последней фразой она распахнулась, жуткая, просторная, кожа натянулась, обнажив алчные зубы. Казалось, внутри нее нет ничего – одни только зубы, – острые, словно тернии, зубы рядами и грядами, всюду, их было там как гвоздей в сапогах поденщика, и лишь в последнюю секунду Варт, напрягая волю, смог сжаться в комок, припомнить все, чему его научили, и ускользнуть.
