Он поднял глаза к потолку, сквозь который просвечивало небо.
Яссен снова посмотрел по сторонам: да уж, совсем не та заброшка, где они когда-то ночевали. Здесь можно было содержать целую армию; каждому найдется место, и никто не будет знать голода. Вероятно, в этом и заключался Сэмсонов расчет: построить дворец столь величественный, что никому и в голову не придет припоминать его сомнительное прошлое.
Их сомнительное прошлое.
Правая рука занемела, и Яссен с некоторым трудом пошевелил пальцами, разминая их. Сэмсон избрал иной путь – и вот чего добился.
– Пообедаем? – предложил он. – Ты наверняка умираешь с голоду.
Как по команде, из соседнего помещения возник слуга. Губы у него были синие от жевательного табака.
– Господа. – Слуга поклонился. Яссен заметил у него на руке знакомую татуировку с головой быка.
– Яссен, это Мару – мой самый надежный человек. Мару, это Яссен – мой друг детства. – Сэмсон сжал Яссену плечо; руки у него стали жестче, чем Яссен помнил. – Даже больше – брат.
Услышать это уточнение было приятно, однако улыбнулся Яссен все равно настороженно. Каким бы приветливым Сэмсон ни казался, Яссен подозревал, что тот не вполне ему доверяет. А значит, нужно убедить его, что с арохассинами покончено, что Яссен ищет лишь уединения и покоя – как здесь, в горах.
– Рад знакомству, – произнес Мару, задержавшись взглядом на помятом облачении Яссена. – Напитки и закуски готовы.
– Великолепно, – кивнул Сэмсон и с ухмылкой приобнял Яссена. – До меня долетел слушок, что ты по-прежнему любишь раванский чай.
Мару провел их по длинному коридору, полному света и хрусталя. И здесь по потолку вился дракон; все трое отражались в его чешуйках-зеркалах.
Коридор оканчивался массивной двустворчатой дверью. По краю проема тянулась река, закручиваясь к дверным ручкам. Сэмсон шагнул вперед и подставил ладонь под бледный свет. Тонкий луч прошел по его лицу. Сэмсон моргнул, и луч пропал, река зашумела, а дверь распахнулась, открывая путь к горе.
Через внутренний двор с аккуратно подстриженными кустами белосерда шла дорожка из металла и камня. Над головой ослепительно сиял на солнце снежный пик, но Яссен даже не сощурился: Сэмсон не должен видеть в нем слабости.
Дорожка вела к террасе, на которой стояла резная мебель из слоновой кости. Сэмсон жестом пригласил Яссена сесть, а слуги-сешарийцы сервировали чай. Над чашками лениво вился парок. Яссен глубоко вдохнул богатый аромат листьев верми и лемонграсса. На трехъярусной менажнице были разложены тосты, а к ним – абрикосовый джем, ягоды имбирника и копченое мясо. Рядом стояли тарелки с росяными орехами в присыпке, карамелизованным инжиром и воздушным печеньем, которое, стоило его надкусить, взрывалось сладковатыми клубами.
– Все еще твое любимое? – с улыбкой спросил Сэмсон, заметив, как Яссен смотрит на печенье.
Он не смог сдержать ответной улыбки и, кивнув, уселся поудобнее.
Их внимание привлек некий пестрый промельк; Яссен успел разглядеть сокола, спикировавшего на скрывшуюся в зарослях жертву. Послышались встревоженные выкрики и щебет, среди которых Яссен узнал трель горного жаворонка.
– Порой они действуют на нервы, но клянусь: на рассвете ты услышишь хор, какого никогда в жизни не слышал. – Сэмсон откусил от воздушного печенья, и возле его губ распустилось красное облачко.
На краю двора садовник вырывал из земли россыпь грибов с серебристыми шляпками. Исходивший от них сернистый запах был до того сильным, что Яссен чуял его даже на террасе.
