«
Можно подумать, это самое впечатляющее признание в твоей жизни, Вера, ну что ты... Тебе поэты в любви признавались, скульпторы тебя обожествляли, ты слушала музыку в свою честь, видела свои портреты, ты не можешь...»
— Вера? — его голос раздался гораздо ближе, чем раньше, и звучал так, как будто в этой игре на желание у неё уже нет шансов, а победитель загадает кое-что такое, что ей стопроцентно понравится, хотя ей будет стыдно в этом признаться. — Вера, всё хорошо?
— Да, — голос казался таким постельным, как будто он спрашивал, выключить ли свет, она и так сидела в темноте, и открывать глаза было ужасно неловко.
— Вот видите, чай ещё даже не подали, а вам уже хорошо. Чайная магия, — он улыбался, она слышала, и тоже улыбалась, ощущала его дыхание на виске, на щеке, он шепнул ей на ухо: — Вера, возьмите себя в руки, нам уже несут чай, я сейчас выключу щит. Но потом опять включу, не переживайте. Прямо сейчас, вы готовы?
— Да.
Он отодвинулся, она открыла глаза и села ровно, изображая серьёзную, взрослую и спокойную женщину, которая сидит как истукан, потому что решила немного посидеть как истукан, ничего особенного.
Официант принёс чайный набор, он выглядел настолько драгоценным, как будто его на минуточку забрали из музея, и скоро вернут обратно. Министр отослал официанта и включил щит, взял чайник, но остановился и посмотрел на Веру, улыбнулся:
— Ну что, по традициям какого мира сегодня пьём? У вас чай разливает женщина или мужчина?
— У нас чай разливает хозяин. В ресторане это официант, потому что клиенты — его гости.
— Понятно, кто угощает, тот и разливает, — он взял чашку и налил полную, протянул Вере, — сегодня я угощаю, но в следующий раз ваша очередь.
— Хорошо.
Он налил себе, взял чашку, Вера тоже сунула нос в свою, сдержала мелькнувшее желание отставить — «Светлый бор», который они пили на балу.
«
Тебя никто не заставляет пить.»
Она улыбнулась и тихо сказала:
— Ну что, настало время охренительных историй. Только, можно, не я? Вы угощаете, вам и истории рассказывать.
— Ладно. Спрашивайте.
— Как вы поймали осу?
— Сачком.
Она подождала продолжения, не дождалась и впечатлённо сказала:
— Круто. Умеете же вы охренительные истории рассказывать, вот это да, как вам это удаётся? Такая интрига, экспрессия, такой накал, взрыв... и катарсис. Гениально. Долго учились?
Он смеялся, она улыбалась и рассматривала чашку, на ней были нарисованы разноцветные тропические птицы, сидящие на ветках в окружении цветов, там даже орхидеи были.
— Я нашёл осиное гнездо, выстрелил в него из лука, поймал сачком столько ос, сколько удалось поймать с первого раза, добежал до озера и спрятался под водой, дышал через трубку. Так лучше?
— Пойдёт. Сколько вам было?
— Пять лет.
— И вы стреляли из лука?
— Все цыньянцы стреляют из лука, учить начинают с того возраста, когда ребёнок начинает более-менее устойчиво ходить, но в руки дают ещё раньше, чтобы привыкал. Молодые отцы начинают мастерить детские луки, как только узнают, что жена беременна. Почти у всех цыньянцев есть маленькие шрамы на лице, о которых они ничего не помнят, от лопнувшей тетивы.
— Это же опасно, — нахмурилась Вера, министр посмотрел на неё с выражением лица «да что вы говорите, серьёзно?», вздохнул и сказал:
