Одокар стоял в шоке, не в силах поверить в увиденное. Райсенкард же попытался отвернуться, но его остановил Ураг, который шептал напряжённо:
– Ты должен смотреть. Отцу не понравится, если ты отвернёшься. Это признак трусости. Признак слабости, – дал совет младшему брату Ураг.
Райсенкард снова обернулся на казнь, на пытку. Что удивительно, Назмар ни разу не крикнул. Да что уж не крикнул, он ни звука не произнёс. Он всё время стоял с закрытыми глазами, застыв как камень. А когда дух покинул его тело, он выдохнул, и голова его опустилась, означая его смерть. Он заплатил кровью сполна. Но по крайней мере он мёртв, в отличие от того изгнанника, которого не примут ни в одну крепость свободных племён.
– Он это заслужил. Заслужил, – произнёс Ураг, пытаясь поддержать братьев.
Гулзур никогда не жаловал преступников, хоть на его счету было не так много подобных ситуаций. К ним он относился одинаково – с презрением. Однако на этот раз в его мрачных и холодных глазах, казалось, промелькнула искра уважения. Несмотря на то, что Назмар совершил ужасное преступление, он смиренно принял свою участь и умер, не издав ни единого звука – как подобает воину-ароканду.
После завершения суда толпа начала расходиться, кто куда. Семья вождя вернулась в длинный дом, где какое-то время будет царить тишина. Гулзур подошёл к Гримбашу, который точил копьё у кузни на улице, под ласкающими лучами осеннего солнца.
– Как Зафика? Я слышал, она скоро понесёт дитя, – обратился к сыну Гулзур, тень которого отбрасывалась на земле.
– Да, это так. У нас будет сын, – ответил Гримбаш, мельком взглянув в сторону отца. – Я уже купил землю в Музкорге. Там через несколько месяцев будет стоять мой дом.
– Чем здесь тебе не любо? – поинтересовался Гулзур, обходя сына с другой стороны и приподняв брови. – Не нравится убивать стариков?
Гримбаш выдохнул, раздражаясь от темы разговора, которая его совсем не радовала. Может он и не питал тёплых чувств к отцу, но убивать его на ритуальном поединке у него совсем не было желания. Впрочем как и становиться вождём.
– Я стар. Нет, не настолько, что завтра меня уже похоронят. Ещё пару десятков лет могу просидеть на деревянном троне. Но дело в престиже клана, понимаешь? – Спросил у сына Гулзур, почесав локоть. – Я могу ждать год, пять лет, десять. Ты главное дай знать, как будешь готов занять моё место.
– Я не буду вождём, не моё, – резко отозвался Гримбаш, уставившись в глаза отцу. – Войны, управление, битвы… Надоело это мне.
Вождь уже начал злиться, сильно сжав губы и кулаки. Гнев бушевал внутри него.
– Наш клан должен править Гойраном, а не другой! Наш – не другой! – прокричал Гулзур. – Ты этого не понимаешь? Что за сыновья мне достались: один хочет жить в глуши, а второй заглянуть под каждую юбку!
– Ураг не откажется от титула, если откажусь я, – всё также спокойно ответил Гримбаш, сохраняя серьёзный и гордый вид. – К тому же есть Вутергур.
– Вутергур, – фыркнул вождь, будто произнёс проклятье, и посмотрел в сторону. – Ты бы ещё сказал Хукура. Ему далеко до вашего с Урагом мастерства. Он не бился бок о бок со мной на войне.
– Научится, – перебил отца Гримбаш. – Это всё?
Гулзур недовольно посмотрел на сына, понимая, что разговор ни к чему не привёл, как всегда. Вождь молчал, не желая раздувать конфликт.
– Тогда я пойду, – отрезал Гримбаш и, взяв копьё, удалился прочь с территории длинного дома, желая побыть одному.
