Король русалочьего моря - страница 22

И тут повернулась, глядя ему в глаза.

Он не поверил ушам.

Всё ещё держа в руке пустой кувшин, он растерянно посмотрел на лужу сока на полу, затем на девочку. И отрицательно помотал головой, потому что это было безумие, ничуть не меньшее, чем совать обожженные руки в огонь.

И сразу же невидимая сила резко сжала горло, безжалостно выдавила из легких воздух. Он пошатнулся, попытался вдохнуть. Зазвенел выпавший из руки кувшин, разбившись на мелкие осколки. Фламандец рванул ворот рубашки, судорожно всхлипнул в попытке глотнуть ртом воздуха. Горло продолжали сдавливать невидимые пальцы, перекрывая дыхание, не давая кислороду нормально входить в лёгкие. В глазах потемнело, мир поплыл. Ксандер рухнул на колени, испуганно забился, держась за горло и хрипя.

– Забавно, – подтвердила Исабель. Стряхнула с плеча сладкие капли и покачала головой. – Ты должен был сказать «слушаюсь, сеньора». А вообще, ты, конечно, не должен был делать так с соком. Выливать что-то на свою сеньору – плохо. Ты понял?

Всё вокруг расплывалось у него в глазах, но вот её он видел четко. Торопливо кивнул, проклиная себя за эту торопливость и плещущийся в нём ужас. Задыхаясь, уткнулся головой в пол. Перед глазами плыли разноцветные круги, лёгкие горели. Это было хуже, чем тонуть. Много-много хуже.

Хуже этого был только огонь.

– Так-то лучше. Я, Исабель Альварес де Толедо, прощаю тебя, Ксандер ван Страатен.

Невидимая рука отпустила, прекратила сжимать горло. Ксандер глубоко вдохнув, закашлялся, и задышал тяжело, хватая ртом живительный воздух. Поднять глаза на Исабель он не решался.

Зато она не смутилась. Сначала помолчала, видимо, наблюдая, а потом присела на корточки рядом и за подбородок подняла его голову, заставляя смотреть на себя.

– Я думаю, ты всё понял, принц. И больше не будешь так делать…

…Придя в себя, он вдруг понял, что кашляет до сих пор. И ещё что он лежит, по-прежнему сжавшись в комок, а брат пытается его поднять, бормоча ругательства. Вдвоём они справились – во всяком случае, Ксандеру удалось сесть, привалившись к какому-то камню, а Мориц плюхнулся рядом, ткнулся лбом в свой рукав – будто бы вытереть пот, но Ксандер углядел – слёзы.

– Человек, – сказал брат зло, будто выплюнул. – Она-то себя человеком считает. А ты кто тогда? Человек что ли для неё? Скажешь, с людьми так поступают?

– Не скажу, – выдавил из себя, отдышиваясь, Ксандер.

– Вот, – утвердил брат с каким-то горьким удовлетворением. – Не человек. Игрушка. И ты, и я, и все мы для них, для каждого. Хочешь – заботься, одевай вот в одежку разную, – он подцепил пальцем вышитый ворот чёрного на иберийский манер ксандерова камзола. – А хочешь – сломай. Одну сломала – потребуй другую. А мать с отцом поплачут, но куда ж денешься – отдадут. Всё по указке сделают. И ты…

– Что я? – вскинулся Ксандер и закашлялся, горло ещё болело.

– Ты тоже будешь жить по указке, – жестко ответил брат. – Как и отец, и дядя Герт, и дед наверняка, и Ани. Вот и здесь. Ты зачем здесь?

Ксандер прикусил язык.

– То-то же.

– Можно подумать, с Приказом можно что-то сделать, – буркнул он.

В серых глазах Морица заплясали искры – так, как когда-то в детстве, когда он уверял мелкого братишку, что точно-точно знает, как прокрасться на кухню мимо старой Лотты, или что мама нипочем не схватится, что они сбежали в ночной прилив на рыбалку.

– Вообще, конечно, нет, – лукаво прищурившись, так, что у Ксандера аж сердце защемило, сказал брат. – Но ты ж не думаешь, что я тут просто так тебя ждал?