Воин искоса посмотрел Аббану в глаза:
– Это его не уберегло.
Хасик осклабился:
– Его бы ничто не уберегло, когда пробил мой час. А теперь, когда мы назвали наши имена, я снова спрошу твое.
– Орман асу Хован ам’Баджин, – ответил шарум. – Добро пожаловать в мой ксар. Не дворец, но есть рабы, и полно еды.
– Баджины не возвращаются в Водоем Эверама? – спросил Хасик.
– Эти баджины – нет, – подтвердил Орман. – Кто там теперь командует? Керан? Я не желаю быть приватиром и жить на воде.
– Тогда в монастырь, – предположил Хасик. – Дама Хеват там еще за главного?
Орман помотал головой:
– До поры – возможно, но у него нет людей, чтобы его удержать. Войска Джайана разбиты, и рыбакам страсть как захочется вернуть монастырь. Это ключ к Водоему Эверама, оттуда можно нанести удар. Зачем же неделю плестись по замерзающей, кишащей демонами дороге и ввязываться в безнадежную схватку, когда здесь тепло и уютно? Зеленые земли слабы и созрели для грабежа.
– Мудрые слова. – Хасик оглядел двор. – У вас есть свиньи?
– Их едят чины-рабы, – кивнул Орман. – Что, надо накормить твоего хаффита?
– Он кормится собственным жиром. Я сам хотел попробовать.
– Как угодно, если заплатишь. У нас и женщины есть. Чинки, взглянуть особо не на что, но, если набросить покрывало, будут не хуже других, согласись?
Один воин что-то шепнул Орману на ухо. Тот встряхнул головой, издал лающий смешок и посмотрел в глаза Хасику:
– Мне напоминают, что пса Джайана выхолостили. Наверно, женщины тебе ни к чему.
Аббан поцокал языком, тряся головой:
– Ты пожалеешь об этом, сын Хована.
Орман зыркнул на него:
– Что…
Но он задохнулся на полуслове и согнулся пополам, вцепившись в рукоятку ножа, который метнул Хасик. Лезвие до упора вонзилось в пах.
Другие воины бросились в бой. Они пронзили горло скакуну Хасика, но сам Хасик носил под платьем доспехи из меченого стекла, и сталь соскользнула с них. С копьем в руке он скатился со своего чудища, когда оно встало на дыбы. Аббан же слетел, тяжело рухнул наземь, и все его тело пронзила взрывная боль.
Хасик размытым пятном мелькал среди воинов. Затем они тоже превратились в размытое пятно. После этого все померкло.
Аббан очнулся на дощатом полу. В нескольких шагах от него горел очаг, и жар обкрадывал его, высасывая из ран немоту и возвращая боль. Над ним склонилась женщина, которая отирала ему лоб влажной тряпкой.
– Ты жив.
– Я жив, – согласился Аббан. – Хотя сейчас об этом жалею.
– Ну а я благодарю за это Создателя, – сказала она. – Новый хозяин пообещал, что если кто-нибудь умрет, то мои родные направят его по одинокому пути.
Аббан сощурился на свет:
– Новый хозяин? Хасик?
Женщина кивнула:
– Он убил троих баджинов. Остальным отсек ядра. – Она сплюнула. – И поделом.
– Сейчас смена правителя может казаться благом, но думаю, что по сравнению с ним ты сочтешь баджинов благословением, – заметил Аббан.
– В наш век лже-Избавителей для нас не осталось благословений, – возразила женщина. – Выжить – вот все, на что мы можем надеяться.
– В выживании всегда есть надежда, – сказал Аббан. – Передо мной не раз маячил одинокий путь, но вот, пожалуйста, – я лежу здесь и продолжаю дышать на Ала.
– Хозяин говорит, что ты его повар. Мужчины забьют свинью, а ты зажаришь. Это будет пир для его нового племени.
– Племени евнухов. – Аббан попытался сесть. – Полагаю, тебе нечем отравить мясо?
– Будь чем, я бы давно воспользовалась. – Женщина помогла ему сесть. – Я – Заря.
