Маргарита, знавшая, что акушерка отправилась к королеве, была весьма довольна. Теперь у нее появился шанс если не отменить, то хотя бы отложить свадьбу, а там кто знает, как повернет. Правда, Генрих де Гиз уже женат, но ведь его сердце все равно принадлежит ей…
Однако одного взгляда на мать было достаточно, чтобы понять, что надежды напрасны, и все же Маргарита сделала попытку:
– Мадам, мне необходимо время, чтобы восстановить здоровье после падения с лошади… Я должна лежать…
Акушерка старательно отводила взгляд в сторону, ясно, что ничего не получится. И все равно:
– Иначе у меня может не быть детей…
– Кто это вам сказал?
Маргарита кивнула на акушерку, прекрасно понимая, что та просто откажется от собственных слов, королевский взгляд заставлял делать это и не таких стойких.
– Мадам Марсель не вполне уверена в произнесенных словах. Не так ли, мадам?
– Да, конечно, я сказала лишь предположительно… Принцессе нужно поберечься, не ездить пока верхом… не танцевать…
Под внимательным взглядом королевы она быстро поправила сама себя:
– Много не танцевать…
– Вы свободны, – махнула ей рукой Екатерина и так же знаком подозвала дочь к себе. Дождавшись, пока акушерка выйдет из комнаты, спокойно посоветовала: – Если уж вам так хотелось отложить свадьбу, могли бы найти другой повод.
У Маргариты выступили слезы:
– У меня действительно все болит.
– Вы не собираетесь кричать об этом на весь дворец?
– Нет, но я намерена сказать об этом королеве Наварры и моему жениху. Они должны знать.
Несколько мгновений, которые показались Маргарите вечностью, Екатерина Медичи смотрела в лицо дочери, потом устало вздохнула:
– Идите к себе и ложитесь в постель. Вы ведь должны лежать? Вот и лежите.
Немного погодя королева сама принесла дочери обезболивающее и настояла, чтобы та выпила. Проваливаясь в сон, Маргарита подумала, проснется ли вообще. Ей уже не хотелось открывать правду будущей свекрови или мужу. Не будет детей, и ладно, мать вон едва не умерла, рожая последних двойняшек. А уж рожать от Генриха Наваррского Маргарита не желала вовсе.
Наконец удалось договориться по всем вопросам, Маргарите срочно увеличили ее вдовью долю и само приданое, добавили драгоценностей в качестве подарков, уже из своей Наварры был вызван сам Генрих, уже начали съезжаться в Париж будущие гости. Против этого брака были, казалось, все: и католики, и протестанты, но упорство королевы-матери способно пробить любую стену. Оставалась только одна – разрешение папы, без него ни один епископ не решился бы венчать столь странную пару. Все прекрасно понимали, что, если разрешения не будет, Жанна д’Альбре не согласится либо действительно потребует перехода невесты в протестантство.
На это надеялась и Маргарита. Не будучи слишком набожной, она тем не менее твердо отказалась становиться гугеноткой. Жанна слабо улыбнулась: посмотрим, милочка, как ты запоешь в Беарне…
И вдруг…
Королева Наварры жила в доме своего племянника принца Генриха де Конде на Гренель-Мент-Оноре, будучи слишком подозрительной, чтобы пребывать вместе с королевской семьей в Мадридском замке. Королева-мать слыла опытной отравительницей…
Вообще, Жанна д’Альбре чувствовала себя с каждым днем все хуже, она давно страдала чахоткой, но даже сама себе не желала сознаваться, что ангел смерти пролетает подчас слишком близко. Хотелось женить сына, забрать невестку в Беарн, наладить жизнь там, а тогда и умирать можно. Хорошо бы, конечно, внука, но королева Наварры понимала, что этого уже не дождется.
