– Госпожа де Люинь мне очень неприятна!
Графиня де ла Торре тоже выразила протест, а добродетельная герцогиня Монморанси подала в отставку:
– Поскольку, будучи вдовой покойного коннетабля, я не могу занимать подчинённое положение при дворе!
Результатом этих ссор стало то, что король тоже хлопнул дверью:
– Я никогда больше не буду навещать королеву, пока её испанские дуэньи не будут изгнаны со двора!
Испанский посол, тронутый горем Анны, поспешил добиться аудиенции у Люиня, однако тот заявил:
– Увы, король ненавидит испанских дам из свиты Её Величества, особенно госпожу де ла Торре. Причём последняя настолько отвратительна королю, что он решил никогда больше не входить в покои королевы, пока упомянутая графиня не уедет.
После разговора с королевским фаворитом Монтелеоне решил поставить в известность обо всём Филиппа III. Анна же была настолько подавлена неприятными событиями этого года, что в ноябре слегла с высокой температурой. Король, напуганный известием об опасной болезни жены, поспешил навестить её. А герцогиня Монморанси, узнав о болезни королевы, вернулась в Лувр, чтобы помочь новой управляющей освоиться со своими обязанностями, и заменяла её, когда Марии де Роган требовался отдых.
Королева выздоравливала очень медленно. Испанский посол ежедневно слал сообщения в Мадрид о её здоровье и просил прислать ей побольше апельсинов, «подобных тем, что Ваше Величество прислали в прошлом году, которые были такими свежими, как будто их только что сорвали с дерева». Кроме того, Монтелеоне поздравил своего господина с улучшением отношений между его дочерью и Людовиком ХIII. По его словам, король теперь не переставал восхищаться красотой Анны, и гордился её несравненным цветом лица и пышными светлыми волосами, в чём она не имела соперниц во Франции. Таким образом, королева в свои семнадцать лет ещё больше расцвела. Однако Людовик XIII тоже изменился. Он почти перестал заикаться, и стал суровым, добродетельным и набожным человеком, запретив придворным дамам носить не только чересчур смелые декольте, но даже слишком обтягивающие фигуру платья. И урезал бюджет своей жены. Когда же королю напоминали о необходимости исполнить супружеский долг, он отвечал:
– Мы слишком молоды.
Но своему духовнику он, в конце концов, признался, что ему стыдно заниматься подобными вещами, и никакое удовольствие, получаемое при этом, не сможет заглушить стыда, а память о первой (и до сего последней) брачной ночи вызывает в нём непреодолимое отвращение.
О поведении французского короля узнали в Испании, и Филипп III оскорбился тем, что зять пренебрегает его дочерью. Тогда Люинь решил добиться отъезда испанской свиты королевы в обмен на обещание того, что Людовик «окажет честь» супруге. К концу 1618 – началу 1619 годов «ради экономии» были высланы все испанцы, кроме личного врача Анны Австрийской, духовника, секретарши Луизы Берто де Матонвиль и старой горничной, воспитавшей её, – доньи Эстефании де Виллагиран. В связи с этим было обнаружено, что Инес де ла Торре использовала своё положение для присвоения огромных сумм денег, предназначенных на расходы королевского двора. Также стало известно, что она тесно сотрудничала с послом Испании, регулярно передавая ему отчёты и фактически действуя в качестве шпиона.
Однако сближение царственных супругов затянулось. 11 января 1619 года Людовик ХIII вместе с женой подписал брачный контракт между своей сестрой Кристиной Французской и Виктором-Амадеем, принцем Пьемонтским. По этому случаю папский нунций позволил себе почтительно шепнуть на ухо королю:
