Астерина всегда была такой. Манона ценила ее неукротимость, поэтому сто лет назад и сделала своей первой заместительницей. Огонь Астерины, камень Соррели и… лед Маноны.
Солнце почти село. В гнезде появлялись остальные ведьмы отряда Тринадцати. Едва взглянув на Манону и Астерину, они благоразумно отводили глаза. Васта даже пробормотала молитву Трехликой богине.
– Я всего лишь хочу, чтобы Тринадцать… чтобы все Черноклювые завоевали славу на поле боя, – сказала Астерина, по-прежнему выдерживая взгляд Маноны.
– Обязательно завоюем, – пообещала Манона, нарочно произнеся это громко, чтобы слышали остальные. – А пока держи себя в рамках, иначе останешься на земле, пока я не сочту тебя достойной снова летать с нами.
Астерина опустила глаза:
– Главнокомандующая, твоя воля – моя воля.
В устах другой ведьмы, даже Соррели, эти слова прозвучали бы вполне нормально. Казалось бы, уместный, почтительный ответ. Однако никто из остальных ведьм отряда Тринадцати не осмелился бы произнести их с таким выражением, как Астерина.
Манона стремительно повернулась. Настолько стремительно, что Астерина не успела отступить. Пальцы Маноны обхватили горло двоюродной сестры. Железные ногти впились в нежную кожу под ушами.
– Должна напомнить тебе, Астерина, что самовольный выход из строя не прощается никому. – Ногти Маноны вонзились глубже, и по золотистой коже Астерины покатились капельки голубой крови. – Ты не исключение.
Манона словно забыла, что они целый век сражались бок о бок, что Астерина была ее ближайшей родственницей и ожесточенно защищала право Маноны стать наследницей верховной ведьмы. Манона была готова сбросить Астерину с пьедестала и опустить до состояния полного ничтожества. Все это провинившаяся прочла в глазах главнокомандующей.
Взгляд Астерины задержался на кроваво-красном плаще Маноны. Этот плащ бабушка Маноны приказала внучке взять у пойманной крошанской ведьмы. Но прежде Манона перерезала крошанке горло. Это было на Омаге, когда отмечали вступление Маноны в должность главнокомандующей воздушной армии. Красивое лицо своевольной Астерины похолодело.
– Я поняла, – тихо сказала она.
Манона разжала пальцы, стряхнула с ногтей кровь Астерины и повернулась к ведьмам отряда Тринадцати. Те застыли возле своих драконов.
– Вылетаем. Незамедлительно.
Аброхас занимал почти весь насест. Дла Маноны оставалась узенькая тропка. Один неверный шаг, и она рискует отправиться в последний полет, из которого уже не вернется. Отогнав пугающую мысль, Манона полезла в седло. Аброхас ерзал под нею и дергал спиной.
Внизу перемигивались огни бесчисленных армейских костров. Ветер поменял направление и теперь приносил на вершину башни удушливый дым кузниц, который заслонял любимое Аброхасом звездное небо. Дракон сердито зарычал.
– Знаю, что ты проголодался, – сказала Манона. – Я сама голодная.
Она приладила особую повязку, защищавшую глаза от ветра. Проверила стропы, которые надежно удерживали ее в седле. Астерина и Соррель уже оседлали своих драконов и теперь смотрели в ее сторону, ожидая сигнала к вылету. Раны на шее двоюродной сестры успели затянуться.
Чтобы подняться в воздух, драконам вначале требовалось камнем упасть вниз, некоторое время лететь мимо остроконечных скал и только потом, когда откроется просвет, вырваться на простор и набрать высоту. Возможно, для того эти смертные дурни и поставили условие, чтобы каждая всадница на своем драконе совершила перелет с одного склона Омаги на другой. Это было необходимое упражнение, чтобы моратские кручи не сделались помехой. Благодаря приобретенным навыкам, драконы могли взлетать даже с нижних ярусов крепости.
