V
Шли месяцы. Закончилось лето – «Наиприятнейшее лето моей жизни, и я никогда не забуду этого первого лета моего правления». С удивительной быстротой приближалось следующее лето. Как чудесный сон, промелькнула коронация. Древний, запутанный, бесконечный церемониал сработал настолько хорошо, насколько можно, подобно какому-то невероятно сложному, слегка разладившемуся механизму. Маленькая фигурка прошла через все его шестеренки. Она сидела; она шла; она молилась; она носила державу, которая была так тяжела, что она едва могла ее удержать; архиепископ Кентерберийский вышел и надел ей кольцо не на тот палец, так что она чуть не расплакалась от боли; во время присяги старый лорд Ролл запутался в мантии и упал со ступенек; ее завели в боковую часовню, алтарь которой покрывала скатерть с бутербродами и бутылками вина; она заметила Лейзен в верхней ложе и, садясь в мантии и короне на трон исповедника, обменялась с ней улыбками. «Я навсегда запомню это день – величайший день моей жизни», – записала она. Но величие вскоре опять растворилось в юности и простоте. Возвратившись в Букингемский дворец, она вовсе не выглядела усталой. Она взбежала к себе, сбросила с себя маску величия и искупала на ночь песика Деша.
И снова жизнь потекла с привычной размеренностью – хотя, конечно, эта размеренность временами нарушалась. И в первую очередь это происходило из-за странного поведения дяди Леопольда. Король Бельгии не смог устоять перед искушением – воспользоваться своим семейным положением для дальнейшего укрепления дипломатических позиций. Да и, в конце концов, о каком отказе может идти речь? Какое тут искушение, разве не было такое поведение selon les regies?[14] А для чего же еще существуют королевские браки, как не для того, чтобы монархи, вопреки конституционным препонам, могли вмешиваться в политику других государств? В высших целях, конечно, что ж тут непонятного. Королева Англии была его племянницей и даже более – почти что дочерью; его доверенный агент занимал при ее дворе наивыгоднейшее положение. Конечно, в такой ситуации было бы противоестественным, было бы совершенно неправильным упустить такую возможность и не исполнить свои желания путем личного влияния, за спиной английских министров и вопреки иностранной политике Англии.
Он приступил к исполнению замысла с крайней осторожностью. В своих письмах он продолжал давать ей прекрасные советы. Спустя несколько дней после вступления на престол он рекомендовал молодой королеве при каждом удобном случае подчеркивать ее английское происхождение, славить английскую нацию; «также настоятельно рекомендую поддержать государственную церковь; и не следует слишком заострять внимание на предмете, если только вы не просите для себя каких-то особых привилегий». И затем: «Я был бы рад, если бы перед принятием важных решений вы советовалась со мной; это к тому же сэкономит вам время»; нет ничего хуже, чем второпях принять неверное решение и даже не подозревать об этом. Племянница незамедлительно ответила с традиционной теплотой, но писала торопливо и, вероятно, тоже несколько туманно. «Ценность ваших советов просто невозможно переоценить», – сказала она.
Может быть, он зашел слишком далеко? В этом у него уверенности не было; возможно, Виктория просто торопилась. Во всяком случае, надо быть осторожным и немного отступить – «pour mieux sauter»
