Раньше, чем Кадзуо закончил, Мицуру наконец-то все понял.
Нет… не может этого быть…
Мицуру не хотелось в это верить. Это казалось просто немыслимо. Кадзуо был королем, а он – его верным советником. Мицуру должен был вечно служить Кадзуо и хранить ему абсолютную преданность. Да-да… и даже прическа Кадзуо играла здесь определенную роль. Примерно в то же самое время, когда Мицуру залечил сломанные пальцы, он настоял на том, чтобы Кадзуо носил именно такую прическу.
– Она очень классная. Ты с ней такой крутой, босс, – сказал он тогда. С тех пор Кадзуо ее носил. Казалось бы, сущая мелочь, но для Мицуру прическа Кадзуо была символом близости их взаимоотношений.
Но теперь Мицуру вдруг понял, что, очень может быть, Кадзуо было просто недосуг менять прическу. Возможно, он был слишком занят другими делами, чтобы возиться со своими волосами. Понял Мицуру и кое-что еще. Раньше он твердо верил в то, что их с Кадзуо связывает священный дух товарищества. В действительности же Кадзуо вполне мог заниматься делами банды просто забавы ради или вообще «просто так». Да-да, для Кадзуо это был всего лишь пережитой опыт, и никаких чувств к нему не прилагалось. Ведь Кадзуо сам однажды сказал: «Это тоже забавно».
Внезапно Мицуру припомнил еще одну особенность манеры Кадзуо, которая поначалу сильно его раздражала. Затем он решил, что не так уж это на самом деле и важно, после чего старался не обращать внимания. Кадзуо Кирияма никогда не улыбался.
Следующая мысль Мицуру вполне могла быть близка к истине: ему всегда казалось, что в голове у Кадзуо много чего происходит. Так оно, пожалуй, и было. Однако тонкость заключалась в том, что в голове у Кадзуо происходило нечто невероятно темное. Порой настолько темное, что это вообще выходило за пределы воображения Мицуру. Или это даже было не нечто темное, а скорее просто – некая черная дыра…
И, возможно, Сё Цукиока уже что-то такое в Кадзуо почуял…
У Мицуру больше не осталось времени на раздумья. Теперь он был целиком сосредоточен на указательном пальце своей правой руки (да-да, одном из тех, что были сломаны в тот судьбоносный день). Палец этот лежал на спусковом крючке валь-тера ППК.
Дул морской бриз, неся тяжелый запах крови. Волны продолжали разбиваться о берег.
Вальтер ППК слегка дрогнул в руке Мицуру – но к тому времени с плеч Кадзуо уже был сброшен школьный пиджак.
Раздался довольно приятный треск. Конечно, на самом деле это не так, но что-то в этой автоматной очереди (950 пуль в минуту) все-таки напоминало работу старой пишущей машинки, какую теперь можно найти только в антикварном магазине. И Идзуми Канаи, и Рюхэй Сасагава, и Хироси Куронага были зарезаны, а потому это были первые выстрелы, раздавшиеся на острове со времени начала игры.
Мицуру все еще стоял. Сам он не мог этого видеть, но от его груди к животу теперь шли четыре небольшие дыры. В спине Мицуру тоже почему-то появились две дыры, но уже размером с приличную консервную банку. Его правая рука с вальтером ППК, дрожа, опустилась. Глаза Мицуру смотрели в небо, на Полярную звезду. Однако, учитывая, как ярко этой ночью светила луна, никакой Полярной звезды он там не видел.
Кадзуо держал в руках грубый комок металла вроде жестяной десертной коробки с приделанной к ней ручкой. Это был пистолет-пулемет ингрэм М-10.
– Если бы на монетке выпала решка, – сказал Кадзуо, – я бы решил принять участие в игре…
