Но он удивил ее, лишь угрюмо кивнув:
– Ты так считаешь?
– Есть хартия, парень. – Она обратилась к нему с некоторой важностью.
– Рукописная, да?
Как смеет он изъясняться с такой насмешкой?!
– Да, письменная. – Она гордилась, что неплохо читала и получила некоторое образование. Если бы писец помог ей с чтением хартии, она сумела бы разобраться.
– Я читать не умею, – ответил с нахальной улыбкой Прайд. – Незачем.
Он был, разумеется, прав. Человек мог возделывать землю, работать на мельнице, управлять крупным поместьем – да что там, даже быть королем – и не иметь нужды ни в чтении, ни в письме. Для ведения записей всегда существовали бедные писари. У этого умника-арендатора нет ни малейшего повода к чтению. Но Прайд не закончил.
– Впрочем, я думаю, что многие воры умеют, – добавил он хладнокровно.
Бог свидетель, он оскорблял. Адела взглянула на Эдгара, ожидая защиты, но тот был смущен.
Прайд взялся за него:
– Я, Эдгар, не помню, чтобы слышал о какой-то хартии. А ты? – Он смотрел ему прямо в лицо.
– Меня еще на свете не было, – тихо ответил сакс.
– Да. Лучше спроси отца. Думаю, он-то уж знает.
Повисло молчание.
До Аделы начало доходить.
– Не хочешь ли ты сказать, – проговорила она медленно, – что король Вильгельм солгал насчет закона о лесе Кнуда? Что хартия – вымысел?
Прайд прикинулся удивленным:
– Да неужели? Разве они на такое способны?
Теперь она помолчала сама, потом кивнула:
– Прошу прощения. Я не знала.
Адела отвела от него взгляд, уперлась взором в полоску земли, которую он только что присвоил, и поняла: неудивительно, что он повел себя грубо, будучи застигнутым за попыткой – законно или нет – отвоевать несколько футов украденного у него, как он полагал, наследства.
Адела повернулась к Эдгару и улыбнулась:
– Я не скажу, если и ты промолчишь. – Она перешла на французский, но заподозрила, что наблюдавший за ними Прайд догадался о смысле.
Эдгар пребывал в замешательстве. Прайд следил за ним. Затем Эдгар покачал головой.
– Не могу, – буркнул он по-французски и обратился к Прайду на его родном языке: – Верни на место, Годвин. Сегодня же. Я проверю. – Он подал Аделе знак, что пора уезжать.
Ей захотелось что-нибудь сказать Прайду, но она поняла, что нельзя. Несколько минут спустя, когда арендатор и его семейство скрылись из виду, она заговорила:
– Я не могу вернуться в Линдхерст, Эдгар, ко всем этим охотникам. Можно нам в дом твоего отца?
– Есть спокойная тропка, – кивнул он в ответ.
И через пару миль они доехали по лесу до брода, пересели его и выбрались на вересковую пустошь, после чего перешли на шаг, следуя по тропе, уходившей на запад. Уже далеко за полдень они спустились в плодоносную тихую долину Эйвона.
Незадолго до того, как они достигли границы леса, Пакл, шедший по каким-то своим делам, оказался у деревушки Прайда и выслушал его рассказ.
– Кто она такая, эта нормандская девушка? – спросил арендатор.
Пакл как мог объяснил и рассказал о случае со светлой оленихой.
– Спасла олениху? – укоризненно улыбнулся Прайд. – Могла бы и мне принести. – Он вздохнул. – Как думаешь, мы с ней еще встретимся?
– Может быть, – пожал плечами Прайд.
– Полагаю, она не так уж плоха для нормандки, – произнес Прайд без особого чувства.
Однако участь Аделы, как она обнаружила на закате, решил гораздо более строгий суд, чем Прайда и Пакла.
– Бесчестье! Иного слова для того, что ты сделала, не сыскать! – Вальтер был в бешенстве. От заходящего солнца под его чуть выпученными глазами залегли багровые тени. – Ты выставила себя дурой перед всей охотой. Погубила свою репутацию. Ты опозорила меня! Если думаешь, что я смогу найти тебе мужа, когда ты ведешь себя так… – Он замолчал, ему просто не хватало слов.
