– Ах ты, паршивка подзаборная! Чуть дитя ненаглядное не погубила! Натан, сокровище мое, цел ли ты, невредим? Ох, горе мне с тобой, непоседой!
Малыш всхлипывал, цепляясь за шею няньки. А та, злобно зыркнув на меня, отвесила увесистый шлепок:
– Пошла вон, оборванка! Смерти нашей хочешь? Чтоб духу твоего тут не было!
От неожиданности и боли я пошатнулась. Щека горела от пощечины, в ушах звенело. Вокруг шушукалась толпа, показывая на меня пальцами. Злые смешки и оскорбления летели со всех сторон.
– Прочь пошла, нищебродка!
– Жулье!
– Побирушка, еще и ребенка нашего чуть не погубила!
Я стиснула кулаки, борясь с жгучей обидой и унижением. Да будь я хоть трижды княжной – в грязном платье и с растрепанными патлами для них я всегда останусь отбросом, ничтожеством. Даже думать не станут, что оборванка способна на благородный поступок. Сразу припишут корыстный или злой умысел.
Но хуже всего было то, что всадница с серебряным значком Академии спешилась и грозно надвигалась на меня, сжимая в руке хлыст. Ее зеленые глаза пылали яростью и презрением.
– Ах ты, мразь подзаборная! – прошипела она, в два шага преодолев разделяющее нас расстояние. Тонкие пальцы, затянутые в лайковые перчатки, вцепились в ворот моего платья, грубо встряхнув, как нашкодившего котенка. – Я тебе покажу, как под копыта бросаться, дрянь! Думала, деньжат вымолишь, прикинувшись героиней? А может, вообще дитя богатое украсть хотела, чтоб выкуп требовать?
С этими словами она с силой дернула меня за грудки. Истрепанный капюшон слетел, и мои огненно-рыжие волосы пышной волной рассыпались по плечам, сверкнув в солнечных лучах, словно медная проволока. Толпа ахнула. Нянька, прижимая к себе малыша, истово перекрестилась и плюнула мне под ноги.
– Отродье демона!
Всадница отшатнулась, глядя на меня так, словно воочию узрела порождение Инфериума. Ее точеное лицо побелело, на скулах заходили желваки. Зеленые глаза полыхнули такой лютой ненавистью, что меня прошиб озноб. Но в следующий миг красотка взмахнула хлыстом, метя мне в лицо. Я зажмурилась, готовясь к обжигающей боли. Но удара не последовало.
Раздался стремительный свист рассекаемого воздуха, глухой шлепок и вскрик. Я рискнула приоткрыть один глаз и обомлела. Высокий златовласый юноша с пронзительными синими глазами, перехватил руку разъяренной девицы.
– Амелия, довольно! – процедил он, стальной хваткой стискивая ее запястье.
– Николас, ты ослеп? – взвизгнула Амелия, тщетно пытаясь высвободиться. – Ты видел ее патлы? Глазищи? Она же сущее зло!
– Включи рассудок, – отрезал Николас ледяным тоном, выкручивая ей руку. Всадница взвыла.. – Мы в столице, а не в глухомани. Представь, как будет выглядеть, если дочь герцога на главной площади запорет нищенку до полусмерти? Тебе нужны грязные сплетни?
Амелия зашипела, как разъяренная кошка, но возражать не посмела. Выдернула ладонь и одарила меня испепеляющим взором, явно мечтая обратить в пепел. А Николас уже шагнул ко мне, грозно возвышаясь скалой и заслоняя солнце. На миг я залюбовалась его точеным профилем, высокими скулами и волнистыми прядями, сияющими золотым нимбом. С такой внешностью ему место среди богов. Жаль только льдистые глаза оставались холодны, а брезгливая гримаса уродовала прекрасный лик.
Он навис надо мной, так что кончики наших носов почти соприкасались. В ноздри ударил пряный аромат сандала и можжевельника, исходящий от его одежд. Терпкий, дурманящий, с легкой горчинкой мускуса. Голова закружилась, дыхание сбилось. А потом я почувствовала мощную волну исходящей от него магии – чистой, первозданной, всепоглощающей. Воздух вокруг задрожал и заискрился, словно наэлектризованный.
