Он нахмурился.
– А ты не понимаешь? – спросил он сердито.
– Нет. – Я растерянно хлопала глазами.
Он вздохнул и пошел быстрее. Мне пришлось его догонять.
– Мармеладная роща – особенное место, оно только для нас двоих.
– Но туда же многие ходят, не только мы.
– Все равно, – упрямился Женя. – Пусть ходят. Но когда мы там, то должны быть только вдвоем. Если это будет не так, то это место перестанет быть для нас особенным. Перестанет быть только нашим.
– Хорошо, я поняла.
Слова Жени показались мне логичными. И мармеладная роща стала только нашим местом. Но с тех пор я заметила, что Женю что-то тревожит. Особенно когда мы находились в компании других ребят. Когда я смеялась и дурачилась с другими, Женя становился грустным. Я спрашивала его много раз, что с ним такое, он говорил, что все в порядке. Но как-то в нашей роще все-таки признался:
– Орлик, сколько у нас друзей?
Я удивилась:
– Не знаю… Много.
– Пять?
– Ну…
– Десять?
– Давай считать. Света, Толик, Тимур, Кристя, Егор…
Получилось половина класса.
– Это очень много, – печально вздохнул Женя.
– Так это же, наоборот, хорошо! – удивилась я.
Женя грустно и серьезно посмотрел на меня.
– Но ведь мы же друг у друга всегда будем самыми лучшими друзьями? – спросил он с надеждой.
– Да, конечно. Как может быть по-другому?
Я улыбнулась. Мне хотелось, чтобы Женька тоже улыбнулся, но он оставался серьезным. Даже более того, нахмурился.
– Пообещай, что так будет, – твердо сказал он. – И что ты никогда не найдешь мне замену.
– Обещаю. Саша и Женька – это навсегда.
В тот день эту фразу мы вырезали на клене в мармеладной роще.
Саша и Женька – это навсегда.
После этого Женя успокоился. Как будто вырезанные на коре буквы были чем-то непреложным. И написанное будет существовать, пока живет дерево.
Нам было тринадцать, когда мы впервые сделали вафли самостоятельно. Было это у Женьки, когда мы пришли к нему после уроков. Замешивали тесто, дурачились. Я шутливо намазала тестом Женьке нос. Женька попытался обмазать меня, но я ловко увернулась, и мы стали носиться вокруг стола. Я убегала, а Женька пытался меня поймать.
Наконец он меня поймал и обмазал тестом мои щеки. Затем мы залили тесто в вафельницу. Стали ждать. Были жутко голодные, гипнотизировали вафельницу так, будто от наших взглядов вафли определенно приготовились бы быстрее. На фоне работал телевизор. Там крутили любовное шоу. Мы искоса отвлекались от вафельницы и смотрели в экран.
– Почему все уделяют так много внимания этой сопливой любви, как будто без нее нельзя обойтись? – прогнусавил Женька.
– Почему сразу любовь – сопливая? – обиделась я. – Это прекрасное чувство, и влюбляются все.
– Все ведут себя так, будто любовь важнее всего. Я вот считаю, что дружба важнее. Наша дружба, – поправился он.
– Ты просто никогда не влюблялся, – сказала я. – Когда влюбишься, весь остальной мир исчезнет. Будете только ты и она… И твое сердце сначала сильно-сильно сожмется, затем сильно-сильно забьется, так, будто собирается вырваться из груди и улететь, как птица…
Я забылась, закрыла глаза и ушла из реальности. Затем встрепенулась и открыла глаза. Женька с волнением на меня смотрел.
– Что? – спросила я.
– Я не хочу, чтобы у тебя кто-нибудь появился. И чтобы кто-нибудь вставал между нами.
От этих его слов сердце забилось быстрее.
– Между нами никто не сможет встать, – уверенно сказала я.
Женя подошел ко мне близко. Протянул руку и дотронулся до моих волос. У меня остановилось дыхание.
