– Он мне в лицо сказал.
Я в шоке. Это беспрецедентно.
– Да ну!
– Да. Я подплыла к нему своей самой манящей походкой в духе Джессики Рэббит, ткнула своих девочек прямо ему под нос и спросила, не хочет ли он купить мне выпить. Его ответ? «Не интересует». И он даже на меня не посмотрел!
Я качаю головой и делаю глоток вина.
– Ну, дело ясно. Гей.
– Мой гей-радар подсказывает, что по натуральности он как сельдерей, но спасибо за поддержку, детка.
– Тогда женат.
– Пф-ф-ф. Невозможно. Он совершенно неукрощенный.
Я вспоминаю его запах, когда мы столкнулись у двери уборной, – от него волнами исходил мускусный аромат чистых феромонов. Вероятно, Слоан права. У льва, блуждающего по саваннам Серенгети в очках «Серенгети», нет жены. Он слишком занят поисками жертвы, в которую сможет вонзить клыки.
Появляется официант и принимает наш заказ. После его ухода мы еще какое-то время болтаем о всякой ерунде, пока подруга не спрашивает, как у меня дела с Крисом.
– А. Он. Ну…
Она неодобрительно на меня косится.
– Ты же не…
– Прежде чем ты начнешь тыкать в меня пальцем, уточню – это он порвал со мной.
– Не уверена, что ты до конца это понимаешь, но мужчина рассчитывает рано или поздно заняться сексом с женщиной, с которой встречается.
– Не надо сарказма. Я не виновата, что на моем влагалище висит табличка «Закрыто».
– Если в ближайшее время в этой горячей пещерке не окажется член, то она просто зарастет, и ты не сможешь заниматься сексом никогда!
А я и не против. Мое либидо испарилось вместе с моим женихом. Но мне нужно отвлечь подругу, пока наш разговор не превратился в сеанс психотерапии.
– Это бы все равно не сработало. Он считал, что кошки так же умны, как и люди.
Слоан смотрит на меня с ужасом.
– Тогда скатертью дорога!
Зная, что такое наверняка ее развеселит, я прибавляю:
– Я думаю свести его с Мэрибет.
– Твоей коллегой? Которая одевается как амиш?
– Она не амиш. Она учительница.
– Она учит взбивать масло и чинить двуколки?
– Нет, она учит физике. Но ей нравится лоскутное шитье. А еще у нее пять кошек.
Поежившись, Слоан поднимает бокал и провозглашает тост:
– Это союз, благословленный небесами!
– За их полное счастья и шерстяных комков будущее!
Мы чокаемся и выпиваем. Я заглатываю свое вино залпом, прекрасно зная, что Слоан сейчас внимательно за мной наблюдает. Она вздыхает, когда я ставлю пустой бокал и показываю официанту принести еще, а потом тянется через стол и сжимает мою руку.
– Ты же знаешь, я люблю тебя.
Понимая, к чему все идет, я отворачиваюсь к окну и смотрю на озеро.
– Кажется, из-за кейла, который ты постоянно ешь, у тебя уже что-то не то с мозгами.
– Я волнуюсь.
– Не надо. Я в полном порядке.
– Ты не в порядке. Ты выживаешь. Это не одно и то же.
Вот именно поэтому нужно было остаться дома.
Я тихим голосом отвечаю:
– Ушло два года, чтобы каждый раз, сидя за рулем, не думать: «А что, если я просто не впишусь в этот поворот? А что, если я просто врежусь в эту кирпичную стену?» Еще год, чтобы перестать гуглить самые безболезненные способы самоубийства. И еще один, чтобы внезапно не разражаться рыданиями. Только последние несколько месяцев я могу войти в комнату и не начать машинально искать его лицо. Я живу с призраком человека, с которым надеялась встретить старость, с давящим грузом вопросов без ответов, а еще с удушающим чувством вины за то, что последними моими словами ему было: «Если опоздаешь, ты труп». – Я отворачиваюсь от окна и смотрю на нее. – Учитывая все вышесказанное, просто выживать – уже победа.
