Королевы Нью-Йорка - страница 2



– Повеселишься там от души, – сказала я. – Со всеми этими кукурузными зарослями.

– И всеми этими парнями. – Эверет поигрывает бровями.

– Да ты ни за что с театралами встречаться не будешь, Эверет.

Она открывает рот, чтобы остроумно парировать, но молчит – ведь я права. Эверет давно мечтает о бойфренде, но среди друзей-театралов у нее преобладают девчонки, а остальные не вылезают из драм, и ей не хочется с такими встречаться. В девятом классе у нее был парень, Ричи, но их отношения продлились недолго: пару раз пообжимались, три раза сходили после школы в «Старбакс», а потом расстались. При этом Эверет хочется, чтобы нынешнее лето стало ее летом – непременно с пылким мимолетным романом с каким-нибудь загорелым юным фермером из Монтаны или очаровательным хипстером из Орегона. Я буквально вижу, как она прямо сейчас фантазирует об этом, глядя в сад и бездумно поглаживая Уоткинса.

– Джиа?

– Что?

Эверет улыбается собственным мыслям.

– Это будет лучшее лето на свете.

Я не выдерживаю. Зависть щиплет меня изнутри, струится по венам. Я утыкаюсь взглядом в пол, туда, где между носков торчат ворсинки ковра. Эверет тут же пододвигается, кладет голову мне на плечо.

– Прости, – говорит она, – бестактно вышло.

– Нет. – Я мотаю головой. – У тебя и будет лучшее лето на свете. Это я просто хандрю.

– Джиа Ли? Которая хандрит? Совершенно немыслимо. – Эверет целует меня в лоб и ложится обратно.

Вот только я действительно хандрю. Будь папа здесь, он бы сказал: «Зависть все равно что песчинка в глазу». Это одна из его любимых древних китайских пословиц. Он ежедневно твердил ее, когда я рыдала из-за того, что не могла поехать с классом в Бостон. Все мои мысли были заняты черными ставнями в доме Пола Ревира[8] и Банкер-Хиллским монументом[9], фотки с которыми мои одноклассники будут выкладывать в «Снэпчат», сплетнями до поздней ночи в гостиничных кроватях и кино в автобусных телевизорах, которое никто не хотел смотреть, но все втайне им наслаждались. Папа сказал, что обо всем этом я могу прочесть и в «Википедии» и что деньги на поездку нужны нам для оплаты ренты за следующий месяц. «Помни, что важно на самом деле», – предостерег он меня.

Я вдыхаю аромат дорогого парфюма и гортензий и стараюсь помнить. Важно, что Паркинсон у бабули становится все более выраженным и она нуждается в моей помощи. Если она упадет или забудет принять лекарства, я никогда себя не прощу. И Сиси всего шесть, она любит играть в «классики», подбирает мусор с пола в метро и вопит, если я целых пять минут не обращаю на нее внимания. Этим летом мне будет чем заняться. Мне нужно выполнить свое предназначение. Таков гениальный план моих родителей: я получу диплом младшего специалиста за два года в колледже, перейму у мамы с папой все основы руководства рестораном и в конце концов приму бразды правления, а они выйдут на пенсию. Мое будущее хрустально прозрачно, как люстры в доме Хоангов.

Мы с Эверет некоторое время сидим молча – только мы, Уоткинс и тихий шорох кондиционера. Родители Эверет на работе, старшие братья – в колледже, проходят летние интернатуры, поэтому в доме царят умиротворение и тишина. Может быть, ничего не изменится и мы сможем просидеть так всегда.

Я наклоняюсь к Уоткинсу – даю ему облизать ладонь, пахнущую зеленым луком, – но тут Эверет отталкивает меня и показывает в сторону вестибюля.

– Фургон с мороженым, – говорит она, и до меня тоже доносится его веселая мелодия. Сначала она звучит в отдалении, потом все ближе и ближе.