Королевы. Починяя снасти, сказывали о богах - страница 18

Словив себя на этих мыслях, королева смутилась. Она действительно ощущала себя той самой молодой женой вождя. И хотя лица вокруг, дома и сама дорога были привычны и знакомы, она не могла отделаться от ощущения, что все вокруг все-таки изменилось: резко, стремительно и почти окончательно. Да, жизнь продолжается, но какая? Новая, поняла Ажа, это новая жизнь. Вчера был установлен новый порядок вещей, и едва ли она могла ожидать, что это не повлечет за собой стремительное изменение в жизни всех людей. Словно бы во всем что-то немножко сдвинулось: в каждой черточке на лице той или иной женщины, в каждой складке платьев, в каждой доске, из которых были сделаны их дома, в каждом камне, торчащем в земле. Чуть-чуть, едва заметно, но все-таки изменения коснулись абсолютно всего. Только ветер дул все так же. И небо было таким же чистым, как всегда.

Озеро Шиф предстало взору королевы. Редко когда оно покрывалось волнами, да и тогда – не надолго. Гладкая поверхность воды успокаивала Ажу всегда, когда она смотрела на нее. Впрочем, она никогда специально ради этого не приходила сюда. Нет, она точно не помнила ни одного случая, когда бы ей вздумалось прийти к озеру специально, чтобы успокоить ум или чувства. Но все-таки, когда она приходила, некоторое успокоение бывало ей даровано практически каждый раз, стоило ее взору задержаться на воде хотя бы несколько минут.

Ажа никогда в своей жизни не рыбачила, но знала о рыбалке все. И не рыбачила она не потому что это не женское дело – в Майахрамо им занимаются и женщины. Просто ей это не нравилось. Сидеть в лодке, тащить сети, мокнуть, держать скользкую, еще живую рыбину в руках, починять снасти – все это казалось ей понятным, родным, но невероятно не интересным, когда дело доходило до самой работы. Она могла часами наблюдать, как рыбачат другие, могла и любила с упоением слушать реальные истории или сказки о рыбаках и рыбах, могла даже сама размышлять об этом искусстве наедине с собой. Но брать в руки сети, отталкиваться ногой от берега и плыть, бить рыбу молотком по голове: в действии Ажа тут же теряла интерес.

Королеву никогда не смущала эта ее почти физиологическая неспособность к труду рыбака. То, что показалось бы неестественным и даже противоестественным для любого обычного жителя рыбацкой деревни, для нее – королевы – было простительным. Люди не задумывались о том, что Ажа может или не может рыбачить, любит или не любит это дело. Она была королевой, и не должна была этим заниматься. Это было понятно всем. Эта общественная поблажка, впрочем, никогда ранее не приходила в голову Ажи. И она продолжала не любить рыбалку не из-за статуса королевы, но просто из личных предпочтений. Так обе стороны – народ и ее королева, не догадываясь о не высказываемых даже самим себе мотивах – заключили соглашение. Сейчас, накопив с возрастом огромный опыт, Ажа понимала, что на таких вот не проговариваемых, невидимых, почти несознательных соглашениях во многом и строится не только общество и племя, но и жизнь в принципе. Ее это устраивало, она не любила долго рассуждать о вещах, которые происходят таким вот образом – когда они просто есть. Однажды уверившись в чем-то таком – объективном и невысказанном в голос, – она словно кивала сама себе и шла дальше.

На берегу сидело несколько десятков женщин. Они обедали, но, завидев королеву, встали и наблюдали. Ажа поняла, что они только что вернулись с утренней рыбалки. Кто-то из них занимался ей всегда, но наверняка кто-то вышел сегодня на озеро впервые, поняв, что мужчины не вернутся в ближайшее время, и им предстоит все делать вместо мужей, отцов, братьев и сыновей. Каков был их улов? Достаточно ли его будет для того, чтобы прокормить племя? Вчера Эра, жена мастера над рыбалкой, пообещала королеве, что сделает все возможное, чтобы уровень улова был соответствующий. Эра нравилась королеве. Будет обидно, если она не справится. Она не хотела наказывать такую стойкую, красивую, многодетную женщину. Во многом Эра напоминала Аже ее саму. Она не могла объяснить себе это ощущение, тем более, что внешне женщины были не похожи. Но что-то во взгляде, что-то в движениях, и особенно в поведении напоминало Аже о самой себе: Эра была так же скупа на эмоции, так же властна и немногословна, так же самоотвержена. Муж ее был стар, он скоро умрет. Но, Ажа была в этом уверена, женщина не останется надолго одна. Хоть ей уже давно за сорок и пусть у нее шестеро детей – в ней было нечто такое, что не позволяло пока что времени уничтожить красоту и силу. Это привлечет к ней много мужчин, даже много моложе ее самой.