Королева понимала, что Совет все поймет. О да, женщины все поймут. Все они – матери. Все они прекрасно почувствуют ее страх и ее горе. Они почуют их. И даже более того – они, почти наверняка, будут ее обвинять в таком решении. Кто-то, если не все пятнадцать, обвинит ее в слабости, в предвзятом отношении к убийце. И хоть вряд ли кто-либо решится высказать такое обвинение вслух, Ажа готовилась к тому, что прочтет этот ужасный и законный упрек в глазах женщин. Кто на их месте поступил бы иначе? Разве хоть одна мать на свете могла поступить иначе и не ухватиться за эту соломинку? Конечно же, нет! Но они, члены Совета, не будут думать об этом, когда червь сомнения и презрения жадно и неумолимо поглотит первичную жалость, и поселится в их душах. Да, королева была готова к этому. Пусть обвиняют ее, пусть смотрят на нее с вызовом. Ее авторитет наверняка пострадает от ее решения, но она все равно сделает это – не позволит им прикоснуться к Мире до прихода Аги. По деревне наверняка поползут слухи. К этому тоже следовало приготовиться.
Но было еще кое-что, что делало ее состояние более плачевным, а слезы еще горше. Это – смерть Апы. Погибла одна из шести королев. И погибла девочка тогда, когда никто не знает, кто именно из шести – избранная. Что из этого следовало? Из этого следовало то, что надежда, дарованная им два дня назад в виде пророчества Евы, утратила свою силу. Она словно бы обесценилась. Сама вероятность того, что Апа могла быть избранной превращала в прах мысль о том, что та все еще жива и находится среди оставшихся пяти девочек. И если это так, если надежда мертва, то что теперь делать?
Королева быстро поняла, что выбора у нее на самом деле нет. И ни у кого нет. Порядок вещей должен быть сохранен. Она и все остальные должны жить и вести себя так, как будто бы Апы никогда и не было, будто всегда было лишь пять королев. Нужно убедить себя и всех, что избранная – именно среди этих пяти, что она не могла бы так просто умереть от руки Миры, четырнадцатилетней девочки. Избранные так не умирают. Ажа знала, что люди слабы, и что они примут это. Во-первых, большинство действительно согласится с тем, что пророчество Евы не могло говорить о той, чья жизнь могла быть оборвана столь глупым и почти случайным способом. А во-вторых, они не захотят отказываться окончательно от дарованной им надежды. Пять живых королев – этого будет для них достаточно. Да, и так нестабильная почва еще больше расшатается у них под ногами, но постепенно люди, которым свойственно подстраиваться под любые беды, смирятся. Они забудут об Апе, вытеснят ее из памяти. Впрочем, осознавала Ажа, то, что человек насильно выдворяет из своей головы, как слишком болезненное и доставляющее боль душевную, будучи вскрытым снова может оказаться смертельным. А уж если это касается не одного человека, а общины, всего племени, то такое повторное вскрытие может привести к тому самому хаосу, который так ненавидела королева. Гибель, вот что значило бы такое событие.
Королеве рассказали, что Апа пожаловалась Мире на то, что та недостаточно хорошо выстирала ее любимое платье. Апа, которой было всего пять лет, не хотела разозлить дочь королевы, но Мира все равно разозлилась и толкнула малышку в ответ. Так умерла Апа. Ее нужно оплакать и красиво похоронить, но без особенных ритуалов. Ничто, даже похороны, не должно напоминать людям о том, что в землю, возможно, кладут избранную, без которой Остров скоро утонет в смертоносном тумане, пришедшем с севера.
