– В твоих руках спасение Эллады! Послушайся голоса сердца и дай сражение у Саломина! Уходя к Истру, мы сами приведем за собой персов в Пелопоннес! Победу у Саламина нам предвещал и оракул! Послушаемся же предсказания и не будем искушать судьбы своего Отечества!
И снова речь Фемистокла прервал Адимант:
– Тому, кто не имеет родины, следовало бы помолчать! У тебя нет больше Отечества, там хозяйничают персы!
– Негодяй! – закричал на него пришедший в ярость афинянин. – Да, мы покинули свои жилища, считая недостойным стать рабами. Но город у нас все же есть! Это самый величайший из всех эллинских городов – наши двести боевых триер. Они стоят здесь и готовы помочь вам спастись, если вы сами того захотите! Если же вы уйдете и предадите нас, то кое-кто скоро из вас узнает, что такое персидский плен, а мы найдем себе новые земли, и не хуже тех, что потеряли!
Адимант снова попытался что-то возразить, но был перебит Фемистоклом.
– Запомни, – сказал ему афинянин. – То, что Коринф никогда не сравнится с Афинами – это факт, но и без наших двух сотен триер вы тоже ничего не сможете противопоставить персам и будете все уничтожены!
Попытался подать голос и кто-то из эретрийцев. Этого Фемистокл не стал даже слушать:
– И вы туда же, беретесь судить о войне, когда у вас, как у рыбневфид, мечи есть, но мозги отсутствуют напрочь!
Затем Фемистокл обернулся к Еврибиаду:
– Или ты остаешься драться со мной здесь или я гружу на свои боевые и торговые суда всех афинских жителей и ухожу с ними в свою колонию – италийский Сирис. Вы же оставайтесь здесь и сами отбивайтесь от персов! Я жду немедленного ответа!
Испуганный Еврибиад вскочил с места и закричал:
– Я согласен! Я остаюсь с тобой!
За Еврибиадом заявили о своей готовности остаться и остальные триерархи. Последним, с явным неудовольствием, дал свое согласие Адимант.
Плутарх пишет, что совет навархов проходил на флагманской триере спартанцев. Внезапно со стороны берега к кораблю подлетела сова и уселась на мачте. Сова всегда была священной птицей Афин, а потому уже разъезжавшиеся навархи усмотрели в ее прилете добрый знак. Как знать, не был ли и внезапный прилет совы так же заранее приготовлен предусмотрительным Фемистоклом?
Как бы то ни было, но союзный флот начал подготовку к генеральному морскому сражению за Элладу. На следующий день было землетрясение, которое греки также посчитали хорошим предзнаменованием.
– Сами недра гневаются на захватчиков, посягнувших на наш край! – говорили они друг другу. – А это значит, что земля, море и небо будут в предстоящем бою на нашей стороне!
Узнав о решении стратигов принять бой у Саломина, бывшие на острове афиняне устроили ежегодный праздник в честь богинь Деметры и Персефоны.
Тем временем персидский флот, разграбив Гистиайи, двинулся вслед за греками к Саламину. Несколько поредевшие ряды моряков Ксеркса были пополнены воинами вновь прибывших к нему племен: малийцами и дорийцами, лакрами и беотийцами, феспийцами и платейцами, каристийцами, андросцами и теносцами.
К Афинам огромная персидская армада прибыла без отряда паросских кораблей. Пароссцы были оставлены у Кинфа ожидать исхода боя в резерве. Впрочем, в составе главных сил и без них было так много кораблей, что в резерве не очень-то и нуждались. По крайней мере, Ксерксу и его вельможам представлялось именно так.
Когда главные силы бросили свои якоря в Фалере, неподалеку от Саламина, сам царь спустился на побережье и, собрав кормчих кораблей, вместе с ними обсудил сложившуюся ситуацию.
