– Нет, нет, нет. – Он баюкал ее, силясь поднять на ноги, но она обвисла в его руках.
Он сдался, сел на траву и положил голову Бэйлы к себе на колени, гладя ее золотистые волосы и глядя на облака.
Я убил ее, осознал он. Я слишком боялся уйти, и наконец мое проклятие убило ее.
Если он уйдет снова, она, несомненно, со временем оправится. Но ему не хватало сил отнести ее в долину – или даже обратно в деревню. Если же он останется, от его проклятия ей может сделаться еще хуже, а Рока не сумеет долго сохранять жизнь им обоим под открытым небом. Я мог бы сбегать и привести Каро, подумал он, и тот мог бы снова помочь ей.
Но в таком случае он ни за что не попадет в долину вовремя. Они с Бэйлой станут изгоями, и ее последние дни перед тем, как жрицы найдут и убьют ее, будут потрачены на сожаления о неудаче, о том, что ее «особенный» сын не оправдал доверия.
Рока знал: она предпочла бы умереть в степях. Вмерзнуть в холодную землю, чтобы вороны и волки обглодали ее труп.
Ему удалось сдержать позыв ко рвоте.
– Я поистине демон. Это моя вина.
Он никогда не верил в чушь о заколдованных лесах, богах или пророчествах, но вот он здесь, иной и одинокий, а его святая мать, которую следовало бы чтить, вместо этого умирает в каком-то поле, неоплаканная и забытая всеми, кроме него. Кого еще можно винить?
Кожа Бэйлы стала бледной и липкой, белки глаз виднелись сквозь щелочки век. Я не могу просто бросить ее. Он знал, что ей хотелось быть сожженной, вернуться в пепел – из которого, как она верила, произошли люди. Но у Роки не было ни деревьев на топливо, ни времени.
Я не важна, услышал он ее поучение, но если умрешь ты, значит, все мои жертвы были напрасны. Ты должен попасть в долину закона.
– Я не могу. – Он закрыл глаза. – Не могу просто бросить тебя здесь.
Ты должен, сын мой. Оставь ребячество в прошлом. Это слабость, а ты никогда больше не должен быть слабым.
Он кивнул, достал свой нож и погладил ее волосы.
– Мне жаль. Мне жаль, мама, мне так жаль.
Он не мог знать, страдает ли она. Он поднес лезвие к ее волосам и отрезал идеальные, золотисто-каштановые локоны длиной в ладонь и, положив прядь в карман куртки, взглянул на небо. Он увидел зимних птиц – возможно, зябликов, пересекающих равнину в поисках лучшей земли. Даже белые облака дружно удалились, пренебрегая им, как и в тот раз, когда мамаши в Хальброне пытались забрать его руки. Мир такой большой, ужасающий и необъяснимый, а я всего лишь одинокий маленький мальчик.
Он заморозил слова Бэйлы в своем сознании, как молитву. Единственная вера, которая ему когда-либо понадобится.
Спрячь этого милого мальчика так глубоко, сынок, что найти его сможем лишь мы с тобой, в потайное местечко.
Рока поискал такое место в своем сознании – место, где он будет хранить свое детство, свою мать и ее ложь-из-любви. Я и есть всё, о чем говорят истории. Я убил своим проклятием добрейшую, самую красивую женщину в мире, и меня будут вечно сжигать в недрах горы.
Это всё, чем он теперь станет, – всё, чем он когда-либо сможет быть, кроме как в этом местечке: неприкосновенном, безопасном и принадлежащем ей.
Меня создали боги моей матери – либо никто. Он хотел рассмеяться, но всхлипнул. Божественные дети. Война богов. Конец мира. Да будет так, он поверит.
– Осторожней с пророчествами, – прошептал он, вытирая щеки.
Он потратит жизнь, которая дана ему, на поиски этих богов, если они существуют, и плюнет в их лица. А если они слишком испугаются и никогда не покажут себя, он будет съедать по ночам их гребаных детей.
