Он вспомнил слова отца:
– Сомнение – это враг. Оно разрушает силу, превращает в труса. Сомневающийся рыцарь – уже мертвый рыцарь.
Но именно сомнение теперь терзало его сердце, как ржавый клинок, оставленный в ране. Он, некогда уверенный в своей миссии, чувствовал, как его душа разрывается на части. Каждый шаг назад к замку был наполнен тяжестью не только тела, но и духа.
Его мир, чёткий и чёрно-белый, всегда разделённый на тьму и силу, начал трещать по швам. Простая истина монаха – что тьма не всесильна, что в ней может скрываться свет – обжигала его сознание. Но что, если это правда? Что, если этот свет всегда существовал, но был скрыт? Что, если он сам, Эндориан, отвергал его из-за слепого следования учениям отца?
Он взглянул на лес, окружавший дорогу. Деревья, обычно казавшиеся ему грозными стражами этого мира, теперь выглядели иначе. Они больше не пугали его, не казались непреодолимым барьером. Их ветви, склонившиеся под тяжестью листвы, больше напоминали приют, а не ловушку. Но вместо утешения это видение принесло ещё больше тревоги.
"Тьма… свет… Почему это так важно?" – думал он, сжимая рукоять меча, который всегда был с ним, как часть его самого. Этот клинок, омытый кровью врагов, казался ему теперь странно тяжёлым. Не оружием, а грузом, который он несёт.
Его мысли возвращались к словам отца, как к надёжному якорю:
– Сила. Страх. Никаких сомнений.
Но этот якорь уже не держал его так крепко. Он чувствовал, как внутренний шторм размывает его основы, как привычные истины становятся зыбкими, словно песок под ногами.
Каждый шаг к Дракенхольму был как шаг вглубь собственной тьмы. Возвращение в замок, который был символом его силы и дома, теперь казалось неутешительным и даже зловещим.
Когда он пересёк порог своих воспоминаний, детство хлынуло на него, как тёмная волна. Эндориан вспоминал, как в юные годы стоял перед лордом Бальтазаром в огромном тронном зале замка. Стены, высокие и угрожающие, словно замерли в ожидании. Тёмные витражи бросали зловещие отблески на пол, изрезанный следами времени и битв.
Он стоял перед отцом – измученный, измазанный кровью и грязью, с мечом в дрожащих руках. Его тело кричало от боли, а сердце казалось пустым. Глаза Бальтазара, холодные, как льды Фарнгора, пристально смотрели на него.
– Ты носишь эту тьму в себе с рождения, сын, – его голос звучал низко, почти шёпотом, но каждое слово резало, как лезвие. – Она не исчезнет. Она – это ты. Она ждёт, чтобы ты стал её мастером. Если ты отвергнешь её, ты умрёшь.
Эти слова врезались в юного Эндориана, как раскалённый клеймо. Они всегда звучали как абсолютная истина. Сомневаться в них означало бросить вызов самому существованию. Но сейчас, идя обратно в замок, который был для него домом и клеткой, Эндориан вдруг задумался: а что, если эта тьма была не силой, а тюрьмой?
Его шаги становились всё медленнее. На каждом углу дороги его преследовали призраки прошлого. Он вспоминал глаза тех, кого убивал. Страх, боль, гнев – они будто остались в его душе, пронзая её, как ржавые шипы. Сколько раз его меч дрожал перед ударом? Сколько раз он чувствовал, как слабость едва ли не берёт верх? Каждый шаг к замку Дракенхольм был как путешествие вглубь самого себя, вглубь того мрака, который жил в его сердце. Вспышки воспоминаний, запах крови, хрип умирающих врагов – всё это слилось в хаос, который разрывал его на части.
