Коронка в пиках до валета - страница 16

– По какому делу? – сухо спросил камердинер. – Ежели по бедности…

– По делу личному и не терпящему отлагательства, – продолжал свою линию Кузьмич.

– Как доложить? – спросил камердинер.

– Доложите: Аким Кузьмич Дерунов… со сродственницей. Так и скажите: Дерунов, мол.

Камердинер не ввел их в переднюю. Дверь перед носом захлопнул.

– Он? – спросил Кузьмич.

– Он самый, – заговорила Марфа Петровна. – И рост, и баки, и голос…

Камердинер открыл двери и ввел молча Марфу Петровну и Кузьмича в переднюю. Хотел Марфе Петровне помочь салоп снять, да она законфузилась, не далась – сама из салопа вылезла, сама и на вешалку повесила…

Вошли в гостиную. Не очень чтоб большая комната была, однако убрана великолепно. Мебель мягкая. Ковры на полу… На стенах картины. Вазы в углах наставлены китайские.

Сидит Марфа Петровна еле жива, на самом кончике кресла. А Кузьмич даже развалился этак вальяжно. Храбрость напускает.

Вошла седая дама, вся в черном, бледная; грустно так на вошедших посмотрела и спрашивает:

– Что угодно? Я – Валентина Ивановна Неведомская.

Кузьмич подскочил и рекомендуется:

– Дерунов Аким Кузьмич, а это – сродственница моя, госпожа Мишурина. Вашего покойного супруга штурмана, без вести пропавшего, супруга… – Говорит, а сам глазами хозяйку ест.

Как только дама фамилию Мишуриной услыхала, сразу в лице переменилась и даже обе руки вперед протянула, будто для самозащиты. Потом собой овладела, лицо приветливое сделала и даже улыбнулась будто.

– Чем могу вам служить? – спрашивает.

– Ну, Марфа Петровна, расскажите, в чем наше дело, – говорит Кузьмич.

– Дело наше в том, – говорит Марфа Петровна, – что я от вас, сударыня, недавно сундучок получила моего мужа…

Хозяйка опять смутилась и даже перебила Марфу Петровну:

– Позвольте!.. При чем же здесь я? Никакого сундучка я не посылала.

Растерялась Марфа Петровна, на Кузьмича смотрит – не знает, что дальше говорить.

Кузьмич видит, дело плохо, сам вмешался, говорит:

– Сударыня, мы доподлинно знаем, что и деньги, две тысячи, и сундук посланы вами. Да вы не беспокойтесь… Мы люди смирные, очень вам за все благодарны, а главное – пришли узнать о судьбе мужа Марфы Петровны. В ваших письмах неоднократно вы утверждали, что он-де жив. Теперь вещи его в ваших руках оказались. Ясно, что вы о супруге Марфы Петровны знаете больше, чем она сама… Сударыня, мы знаем, что вы потеряли супруга своего недели две назад. Войдите же в положение женщины – она перед вами, – Кузьмич показал на Марфу Петровну, – которая четыре года не знает ничего о муже! – И Кузьмич из кармана платок красный вытянул и к глазам приложил.

Во время речи Кузьмича хозяйка медленно поднималась, крепко держась за кресла обеими руками, словно упасть боялась. Пока Кузьмич глаза вытирал, она уже стояла, без кровинки в лице, без движения, как статуя мраморная, смотрела куда-то поверх Кузьмича и Марфы Петровны.

Когда Кузьмич комедию с красным платком окончил и в карман его засунул, заговорила она, заговорила холодно, бесстрастно так:

– Тут есть тайна, – сказала она, – тайна, которую я не могу вам открыть… потому, что я сама ничего не знаю. Мой покойный муж унес ее с собой в могилу… Одно могу сказать: эта тайна, по-видимому, очень мучила моего мужа… может быть, ускорила его смерть!.. Почему-то мой муж считал себя в долгу перед вами и вашей семьей, и по его желанию я посылала вам деньги. Он считал, что этот долг равняется шести тысячам рублям. Я вам выслала две тысячи – остается вам дополучить четыре тысячи. Если желаете, я могу внести эти четыре тысячи в течение ближайшей недели, и тогда денежные отношения наши будут закончены. Что касается сундука, то он все время был у моего мужа. Почему, я этого не знаю. Перед смертью он распорядился о пересылке его к вам. Вот все, что я знаю.