Короткие истории юриста-международника - страница 10
Борьба против изоляции на своих условиях, однако, не очень здорово получалась. Хрущев без особого успеха ездил в США, выступал в ООН, сосредотачивался на Кубе, вдрызг разругивался с Китаем, пытался заработать очки на африканском континенте. В Европе дела шли тоже очень туго: проблемы с западным Берлином и ФРГ, раздоры в соцлагере, особый путь Югославии, ярые антикоммунисты у власти в Испании и Португалии, НАТО, «реваншисты всех мастей» — сложностей у руководителя СССР хватало. Одной из линий на ослабление международной изоляции стала попытка налаживания торговли, расширение круга экономических партнеров Советского Союза.
В рамках этой инициативы были предприняты многие действия, и в небольшой части из них принял участие и я. Мне, в частности, довелось договориться и обеспечить подписание документов об установлении торговых связей с Кипром, можно сказать с благословления архиепископа Макариоса, избранного президентом этого островного государства в 1959 г. Стояла задача приступить и к налаживанию торговли с Португалией, которую с 1932 г. бессменно возглавлял Анто́ниу де Оливе́йра Салаза́р в качестве премьер-министра (закончил свою работу на этом посту в 1968 г.). Поскольку он был ярым антикоммунистом, надеяться на успех при его правлении не приходилось, но забивать гвоздики в фундамент будущего сотрудничества по решению Кремля надо было. Как указывалось в научных исследованиях и публикациях об отношениях СССР и Португалии в тот период, дипломатических отношений не было, официальные контакты фактически отсутствовали, хотя и время от времени совершались небольшие торговые сделки через посредничество третьих стран.
В этих условиях я и прибыл в Лиссабон вместе с коллегой из торгпредства во Франции для встреч с представителями фирм-экспортеров и импортеров Португалии с целью оценки возможного потенциала сотрудничества. Встречи, однако, не состоялись.
Буквально на следующий день после прилета в Лиссабон мой коллега с весьма озадаченным видом сообщил, что меня срочно вызывают в Москву и я должен немедленно выехать в аэропорт и отправиться в Париж, откуда меня переправят первым же рейсом в столицу. Выяснить, в чем причина вызова (или отзыва), мне не удалось, поскольку мой напарник сам ничего не знал — ему позвонили из посольства, отдали приказ и ничего не объяснили.
Через несколько часов я уже летел в Париж. Здесь надо сказать, что со дня смерти Сталина не прошло и семи лет, общий для всех страх необоснованного и необъяснимого самого сурового наказания никуда не делся. За те пару часов полета из Лиссабона до Парижа я перебрал в голове все возможные варианты проколов с моей стороны, ни о какой возможной безобидной причине моего срочного отправления в Москву я и не думал. Ясное дело — раз срочно вызывают, да еще таким экстраординарным образом, значит ничего хорошего меня в Москве не ждет. Была надежда, которая позволяла как-то переносить томительное время полета, и она состояла в том, что в Париже мне все-таки расскажут, в чем дело.
В парижском аэропорту меня встретил суровый и незнакомый мне сотрудник нашего посольства, который протянул билет на улетавший через час самолет «Эр-Франс», взял меня за локоток и проводил на посадку. На вопросы он не отвечал, не улыбался и только сообщил о том, что в Москве все объяснят и растолкуют.
Стало ясно, что дело очень серьезное, иначе меня бы не отправили на иностранной авиалинии. «Аэрофлот» летал в то время четыре раза в неделю, и именно в этот день рейса не было. В советские времена всем нам категорически возбранялось летать самолетами иностранных авиакомпаний. Пользоваться заграничными линиями могло только самое высокое начальство или те служащие, которые получили особое разрешение министра. Моя срочная отправка из заграницы, да еще и на французской авиалинии, то есть отягощенная затратами в валюте, была дополнительным и очень плохим сигналом. Я приуныл.