– Конечно, она недостойна, жить, – заметил офицер, – но ведь тут
природа.
– Эх, брат, да ведь природу поправляют и направляют, а без этого
пришлось бы потонуть в предрассудках. Без этого ни одного бы великого человека не было. Говорят: «долг, совесть», – я ничего не хочу говорить против долга и совести, – но ведь как мы их понимаем? Стой, я тебе еще задам один вопрос. Слушай!
– Нет, ты стой; я тебе задам вопрос. Слушай!
– Ну!
– Вот ты теперь говоришь и ораторствуешь, а скажи ты мне: убьешь ты сам старуху или нет?
– Разумеется, нет! Я для справедливости… Не во мне тут и дело…
– А по – моему, коль ты сам не решаешься, так нет тут никакой и
справедливости! Пойдем еще партию!
Раскольников был в чрезвычайном волнении. Конечно, все это были самые обыкновенные и самые частые, не раз уже слышанные им, в других только формах и на другие темы, молодые разговоры и мысли. Но почему именно теперь пришлось ему выслушать именно такой разговор и такие мысли, когда в
собственной голове его только что зародились… такие же точно мысли? И почему именно сейчас, как только он вынес зародыш своей мысли от старухи, как раз и попадает он на разговор о старухе?.. Странным всегда казалось ему это совпадение. Этот ничтожный, трактирный разговор имел чрезвычайное на него влияние при дальнейшем развитии дела: как будто действительно было тут
какое-то предопределение указание…… … … … … …..
Вдруг открывается двери в и туда вбегает медсестра.
– Доктор! Санитарная машина только что доставила пять человек все они в критическом состоянии. Двое из них имеют повреждение почек, один повреждение в области сердца у одного сильно травмировано лёгкое, наконец, у последнего – разорванная печень. У нас нет времени искать доноров для органов, но сейчас в приемной стоит один молодой человек. Мы можем спасти всех этих пятерых человек, если мы возьмём эти органы у этого молодого человека
Посыпаюсь я, опять проклиная всё на свете. Встаю, завариваю чай. И начинаю философствовать
– Ни в каких условиях нельзя убивать человека. Но почему, же так странно выходит, что моё нравственное чувство в первом сне говорит мне, что тут было допустимо, а в другом не допустимо. Значит нравственное чувство не рационально. А я то считала что где разум там и нравственность.
Я замолчала во мне бушевали сомнения вызывая невыносимые мучения.
– но в случае с Раскольниковым мне понятно как различить тех, кто относится к избранной породе людей, а остальные к плебсу. Если этого не будет, то каждый может взять топор и рубать голову.
Но чем различаются первый и второй случай. В первом случае мы всего лишь только поворачиваем переключатель, и поезд поворачивает на путь. Во втором случае мы вынуждены убить человека, вскрыть грудную клетку и вытащить органы человека.
– Хм интересно узнать, а смог ли Гитлер убить человека. Одно дело убить человека на поле боя, а другое дело убить человека, если мы не видим его. Одно дело отдать приказ об убийстве другого человека, но другое дело осуществить казнь.
Но почему нравственное чувство предупреждает нас о том, чтобы мы не делали кровавого убийства, а не убийства путем поворота рубильника.
Я замолчала и спустя некоторое время вспомнила одного знакомого солдата, который долгое время после участия в вооруженном конфликте лечился от неконтролируемых приступов ярости.
–Так вот в чем дело наше нравственное чувство просто предупреждает нас о том, что мы можем озвереть от таких кровавых убийств.
