— Кстати, я Родион.
— Я помню.
— Неужели? — удивлённо заламываю бровь, а я язык прикусываю, потому что явно что-то лишнее ляпнула. — Польщён.
— У меня память очень хорошая.
— Может быть, присядешь?
— Нам нельзя, извините, — снова машу головой и делаю спасительный шаг назад.
Я не соврала, ведь если Артур увидит, что общаюсь с посетителями не о заказе или их отдельных пожеланиях, уволит, не задумываясь. Родион хмыкает и пожимает плечами.
— Присядь, никто не увидит, — чуть подаётся вперёд и в глаза мне заглядывает. — А кто нос свой всунет, останется без него.
У меня вырывается нервный смешок, но продолжаю стоять, переминаясь с ноги на ногу. Он угадал, ноги гудят страшно, я почти совсем этой ночью не спала, а вечером снова выходить на смену в пиццерию. Нет, я не жалуюсь, просто констатирую факт. Так хочется принять приглашение и присесть на мягкий диван, но не могу себе позволить такую роскошь. Во всяком случае, не рядом с этим странным мужчиной с ярко-рыжей бородой, который так странно смотрит на меня.
— Поправь меня, если я ошибаюсь, — продолжает, беря в руки стакан с виски и чуть взбалтывая содержимое, — ты работаешь здесь официанткой и ещё пиццу развозишь, правильно? Ничего не напутал?
Не понимаю, к чему все эти вопросы. Вообще этот его интерес внезапный к моей персоне настораживает. Зачем ему это нужно? Своих проблем не хватает или просто веселится? Уметь бы мысли читать, а то так недолго и нервное расстройство заработать.
— Ещё и полы мою несколько раз в неделю в соседнем подъезде. — Вскидываю подбородок, потому что мне нечего стесняться. Я не виновата, что моя жизнь однажды пошла под откос, но стыдиться того, что вынуждена зарабатывать деньги не стану. Я же не на панели стою и не стриптиз танцую, но даже в таком случае не стала бы скрывать. Это моя и только моя жизнь и проживать её вольна так как посчитаю нужным.
— Всего-то? А сталь на заводе не отливаешь? Троллейбус на досуге не водишь?
Всё ещё в стакан свой пялится, словно на его дне может истину найти, а мне окончательно не по себе становится. Вот что он хочет от меня? И ведь уйти не могу, и послать его не получится, потому что уволят. Артур чётко выразился: посетители должны остаться довольны. Вот же влипла!
— Не отливаю. И не вожу.
Ладони вспотели, и я незаметно пытаюсь вытереть их, хотя мало помогает. Почему-то наедине с ним так странно чувствую себя, хотя никогда за собой подобного не замечала. И даже понять не могу, что за ощущения, но аж подташнивает. Скорее бы выбраться отсюда, на улицу выйти и свежего воздуха глотнуть, потому что ещё немного и, наверное, задохнусь.
— Удивительно, — пожимает плечами и снова откидывается на спину дивана, не выпуская стакана с виски из пальцев. — Ева, присядь, пожалуйста.
В голосе — сокрушающая, обезоруживающая усталость и мольба, которой не могу противиться. Сглатываю и делаю крошечный шаг в его сторону. Так неправильно, я не должна этого делать — по целому ряду причин, — но подчиняюсь.
Ещё один шаг, второй, и я вот я уже сижу на краешке дивана, готовая в любой момент вскочить и бежать отсюда со всех ног. И так, наверное, будет правильно. Но пока что, совсем немного, но посижу.
Украдкой кидаю взгляд на Родиона, а он вопросительно заламывает бровь, пряча улыбку в аккуратной рыжей бороде. При всём внешнем несовершенстве не кажется страшным, тем, кого стоит бояться. Или, может быть, просто слишком устала, чтобы спорить — не знаю и разбираться в этом пока что не буду. Потом подумаю, не сейчас.
