А тут такое!
Тайну мне выдала женщина в очереди к зубному.
Она из тех женщин, которые тайны не выдают только в зубном кресле, потому что рот открыт и там посторонние предметы.
Женщина оказалась супругой (именно супругой, настаиваю) какого-то крупного человека из военной промышленности.
Я сразу поняла, что муж у нее крупный, по ее расслабленности, беззаботности лица и постоянным позевываниям.
В общем, проговорилась супруга, что муж только на пенсию вышел, а его тут же возвернули назад, поскольку пошли большие заказы из Пакистана на наши ракеты, номера не помню ракет.
– Так что теперь квартиры новые детям купим, а свой таунхаус внуку отдадим, – сказала супруга.
Я подумала, что муж ее ночью проговорился, наверное, во сне, и что она теперь по всем зубным коридорам несет эту военно-промышленную тайну моей страны.
Неделю я ходила с проглоченной тайной и боялась заснуть на работе, чтобы не проговориться.
Тайна подпирала меня изнутри и мешала дышать и думать о чем-то другом, более низменном, чем ракеты.
А вчера я включила телевизор, а там один гость в студии вдруг так спокойно берет и МОЮ тайну всем выбалтывает.
То есть вот прям так и говорит про заказы, Пакистан и ракеты.
Я так и села.
Потом расслабилась и подумала – да ну вас всех.
Каких только диет мне не предлагают.
Справа, слева, сверху, снизу…
Всплывают окна с разными диетами. И все потому, что всего один раз за долгую жизнь я зашла на сайт одежды для пышек.
Теперь я обречена, помечена, занесена и вовлечена.
Диеты есть разные. Одна лучше другой.
Просто не ешь.
Ешь, но не просто.
Не ешь.
Ешь что хочешь, все равно похудеешь.
Не ешь после шести. Считай калории.
Калории считать не надо, надо просто есть, но только жиры. Только. А углеводы и белки не надо.
Диета Пугачевой и Милявской.
И даже диета Валерии.
Валерии! Диета!
И все во имя чего?
Во имя того, чтобы сбросить свои сто кг и с ужасом обнаружить, что ничего – ничего! – в твоей жизни не изменилось. Ничего. Ничегошеньки просто.
Счастья не меньше.
Горя не больше.
Любят не меньше.
Завидуют больше, потому что еще и худая.
Во имя чего тогда?
Чтобы сесть легко и воздушно в кресло, подпереть опавшую в пять раз щеку, закинуть похудевшие ноги одна на другую, как в «Основном инстинкте», и заплакать.
Горькими и светлыми, как и раньше, слезами.
Очищенными, правда, от шлаков.
Я слышу польскую речь – и каждый раз реагирую. Всем существом.
Потому что мои предки польские евреи.
Я слышу украинскую речь – и слышу музыку.
Могу долго слушать.
Потому что мама из Николаева, а папа из Запорожья.
Они учились в украинской школе и в их речи до сих пор украинизмы.
Я слышу узбекскую или таджикскую речь – и становлюсь ребенком, потому что там я родилась и выросла.
Я слышу иврит – и со мной происходит что-то невероятное. Потому что много веков назад у моих праотцов все было по-настоящему и навсегда.
А русский просто мой родной язык и самое большое удовольствие.
И я себя спрашиваю – о какой независимости друг от друга мы все говорим?
Мы связаны веками, историей, слезами, радостью и кровью крепче любых деклараций о любых зависимостях, независимостях и созависимостях.
А в остальном я ничего не понимаю.
В нашем городе дождь.
Я люблю дождь.
Больше, чем солнце.
Но дождь можно любить, когда солнечно в душе.
А когда нет – затяжной дождь вытягивает остатки души и не оставляет надежды.
Но у нас всего лишь идет дождь, подумаешь…
