– Это верно, – заулыбался дедушка. – Но знаешь, о чём я его прошу? Пусть подарит нам хотя бы один мирный месяц.
На холм мы вскарабкались довольно быстро (по пути я почему-то подумала, как тридцать лет назад на него, может быть, карабкались советские солдаты примерно нашего возраста). На вершине на нас глазели чьи-то желтоглазые белые козы, развевались флаги на могиле безымянного героя и нещадно припекало солнце. Озеро внизу казалось не серым, как обычно, а голубым, карусели выглядели игрушечными. Наши хазарейцы махали нам снизу. Мы помахали им в ответ.
Мне хотелось запечатать этот миг в бутылку и сохранить навеки: радость и полноту жизни, долетавшие снизу смех и музыку, вкус кардамона во рту. «Пожалуйста, – сказала я мысленно, обращаясь неведомо к кому, – подари нам хотя бы один мирный месяц. Ну что тебе стоит?».
***
И всё-таки мне бывало страшно. Ещё как бывало.
Я лежала одна в пустой тёмной квартире в Шахре-Нау. Пустой – потому что квартира вообще-то была офисом, из которого коллеги вечером разбегались, а тёмной – потому что опять пропало электричество. Возможно, из-за грозы, которая гремела над крышей.
Дом тоже казался пустым (а может, и был, потому что соседей за две недели я не видела). Внизу железная дверь закрывалась на один оборот ключа. Охрана отсутствовала. А ещё коллеги просили с наступлением темноты не включать свет и не подходить к окнам – «а то мало ли, кто тебя увидит». Предполагалось, что я буду ложиться спать с курами: сразу после заката прятать голову под крыло и до утра ни о чём не беспокоиться, и я достаточно уставала за день, чтобы так и делать. Но мешал проклятущий страх. И боялась я не из-за похищений и ограблений, которых тогда в Кабуле хватало, а из-за того, что мой последний учитель пушту был хорошим рассказчиком и рассказывал, помимо всего прочего, про всякую чертовщину.
– Вот иду я с похорон… – начиналась одна из его историй.
– Однажды в моего кузена вселился демон, – это была другая.
Подобных историй у него имелось в запасе великое множество, и все они были пугающе правдоподобны. Даже слишком правдоподобны для человека с хорошей фантазией (вроде меня), который в детстве на полном серьёзе боялся домовых и чертей.
В Кабуле я пыталась обернуть дело в шутку.
– Мне вот про джиннов рассказывали, но это же суеверие, – сказала я коллегам, когда мы сидели за обеденным кебабом.
– Они есть, – ответили мне. – Правда есть!
– А в моего дядю влюбилась женщина-джинн.
– А я их сам видел.
– А ты знаешь, Алекс, что будет, если сорок ночей читать Коран на кладбище?
И я пожалела, что подняла эту тему: коллеги, с которыми мы играли в журналистов, вечером шли домой к папе с мамой и десяти братьям-сёстрам, а я-то оставалась одна. Ветер выл, дождь хлестал в окна, и они тоскливо поскрипывали. Да и вообще в здании слышалось много странных звуков, а я тут же вспоминала историю о том, как под домом оказалась могила моджахедов, а в ней… А потом тихим добрым словом вспоминала учителя и надеялась, что ему в Пешаваре тоже не спится.
В комнате помещались только я, кровать и чемодан. Окон в ней не было, и я чувствовала себя Гарри Поттером под лестницей. Открыть дверь? Нет, на нервы действует. Закрыть? Тогда я буду лежать в кромешной темноте.
Передо мной снова замаячила прошлогодняя проблема, и выбор был опять не велик: оставить всё как есть, снять квартиру или съехать в отель. Последняя опция стоила 25$ в сутки минимум, и это опять никак не вписывалось в мой бюджет. Квартира обошлась бы от 200$ в месяц (плата за три месяца вперёд) – и она была бы, скорее всего, пустой (таковы особенности афганской аренды). Икс, Игрек и Ахмад приютить меня по ряду причин не могли, хотя прошлогодние неприятности продолжения не имели. Товарищ военкор Че Гевара и прочие знакомцы, может, были бы и рады, но мне этого не очень хотелось. Опять же, по ряду причин.
