– Вы правы, есть. Знаете, что? Принесите мне бумагу, подтверждающую цель вашего визита в Афганистан.
– Какую, сэр?
– Да какую хотите. Или получите одобрение афганского МИДа на вашу поездку.
– Но как?!
– Этого я не знаю, мисс. Но желаю вам успеха.
Я пришла в себя во дворе посольства. Было холодно, падал мокрый снег, календарь показывал 9 февраля. От визы меня отделяли каких-то два с половиной месяца. Сущий пустяк. Ничто по сравнению с вечностью.
***
Задачка, которую мне задал консул, была «немногим проще, чем отыскать кокос в сосновой роще» (с).
Получить одобрение афганского МИДа на поездку было по умолчанию невозможно – как, в принципе, и одобрение любого другого МИДа в подобных обстоятельствах. Уже осенью 2018-го пакистанские дипломаты посоветовали мне то же самое, и я ради эксперимента отправила имейл. Что бы вы думали? Жду ответа по сей день.
Оставалась «какая-нибудь бумага», подтверждающая цель визита в Афганистан, но и тут выбор был невелик.
Знакомый профессор из Кабульского университета, который мог бы пригласить меня на стажировку, ответил загадочным молчанием. Собравшись с духом – востоковед я или как? – я попросилась в переводчики к дальнему знакомому, который собирался что-то решать в Кабуле с афганскими партнёрами. Бумага при таком раскладе не светила, но деловую визу получить проще, чем туристическую. И пусть консул видит, что я человек серьёзный и пользу приношу.
Но телефонный разговор окончился ничем.
– Можно вас взять, пожалуй, – сказали мне сначала, – но, во-первых, я еду всего на неделю, а во-вторых, жить мы будем на американской военной базе. Пообещайте, что вы не попытаетесь выйти с территории и от меня ни на шаг не отойдёте. А на переговорах будете просто сидеть в уголке и молчать.
Тысяча чертей, да это же именно то, что мне нужно – молчать и смотреть на американцев! Я же именно за этим собиралась в Кабул, точно, ну! Аж целая неделя? Идеально! Вот это подфартило так подфартило! Впрочем, вслух я ничего этого не сказала и уныло согласилась. База так база, бог с ней.
Но тут мой собеседник, кажется, в полной мере понял, о чём я его прошу, и запаниковал.
– Да ведь вы совсем не знаете, что это за страна! Там же война и вообще опасно! В прошлом году мы с товарищем дали нищему в Мазари-Шарифе десять долларов – остальные на нас кааак кинулись, мы едва успели до машины добежать. Чуть на куски не разорвали.
Я попыталась возразить, что с этой точки зрения много мест, где опасно – если дать десять долларов нищему, скажем, в Дели, тоже до машины не добежишь. Но голос в телефоне не стал спокойнее:
– А девушка, которую убили в центре Кабула два года назад? Линчевали среди бела дня?27 Я видел то место. Ужас! Нет уж, Афганистан не место для женщин. Вы молоденькая, красивая, вам жить и жить… И вообще, там никому верить нельзя. Не просите. Грех на душу брать не хочу.
Я положила трубку и глубоко задумалась.
То, что я сейчас за десять минут описываю в Microsoft Word, в реальности заняло больше месяца: письмо – ожидание – молчание, просьба – надежда – отказ. Передо мной была глухая стена, в которой я пыталась найти лазейку, и в этих поисках не было ничего поэтического. Я стала хуже спать и злилась по пустякам, и, подозреваю, в мире найдётся не так уж много людей, страдавших оттого, что их поездка в Афганистан медленно, но верно накрывалась медным тазом.
Конечно, были более уступчивые афганские посольства, где консульский отдел был не так бдителен и особого значения бумагам не предавал. Одно из них находилось в Дубае, второе в Баку, а третье в Душанбе. Там же, под боком, был город Хорог, где за $100 визу вроде как давали всем желающим, из документов требуя только фото и ксерокопию паспорта. Не скажу, что мне хотелось лезть на Памир и проверять правдивость слухов, но адрес хорогского консульства в моей записной книжке всё же был.
