Кошки-мышки (сборник) - страница 3

Марк затянулся трубкой, и комнату наполнил горьковато-сладкий запах табачного дыма. Бесшумно вошел Роберто, подлил в чашки свежего кофе. Радиоконцерт продолжался, теперь оркестр исполнял румбу.

– Она позвонила в мою дверь, Макферсон, совсем как вы сегодня утром. Я работал за столом, помнится, писал статью ко дню рождения одного выдающегося американца, отца-основателя нашего государства. Я бы никогда не скомпрометировал себя подобной банальностью, но меня попросил редактор, а так как мы тогда улаживали довольно деликатный финансовый вопрос, я решил, что уступчивость пойдет мне на пользу. Я уже было собрался отказаться от дополнительного заработка, посчитав скуку достаточным оправданием, когда это милое дитя вошло в мою жизнь.

Из меня получился бы отличный актер. Будь моя внешность более подходящей для этой нарциссической профессии, я бы наверняка занял место среди величайших артистов современности. Пока в чашке стыл кофе, Марк увидел сцену восьмилетней давности: я в персидском халате того же фасона, что ношу сейчас, и в японских деревянных сандалиях плетусь на трель дверного звонка.

– Карло, предшественник Роберто, ушел за покупками. Думаю, гостья удивилась, увидев, что я сам открыл дверь. Хрупкая и грациозная, Лора напоминала олененка и была такой же робкой. Изящная голова выглядела маленькой даже для этого стройного тела, а когда Лора склоняла ее набок, сопровождая движение застенчивым взглядом ярких, слегка раскосых глаз, сходство с Бемби усиливалось: невинная лань покинула лес и взбежала на восемнадцатый этаж, прямо к моей квартире.

Я спросил, зачем она пришла, однако услышал лишь невнятное лепетание. От страха у нее перехватило горло. Несомненно, она долго кружила около дома, пока не осмелилась войти, а потом с колотящимся сердцем стояла в коридоре, не решаясь нажать на кнопку звонка.

– Ну, что там у вас? – спросил я довольно резко, не желая показывать, что тронут ее милой застенчивостью. В то время я был куда более вспыльчив, мистер Макферсон.

Лора заговорила тихо и очень быстро. Ее речь показалась мне одним предложением, которое начиналось просьбой простить ее за вторжение и заканчивалось обещанием, что я стану известным, если дам хороший отзыв об авторучке, которую рекламировали Лорины работодатели. Ручка называлась «Байрон».

Я рассвирепел.

– Что значит «стану известным», милочка? Ход ваших мыслей в корне неверен! Это мое имя придаст ценность вашей дешевке! И как вы посмели использовать священное имя Байрона? Кто дал вам право? Я непременно напишу производителям этих ручек и выражу свое возмущение!

Макферсон, я пытался не обращать внимания на ее сияющие глаза. Тогда я еще не знал, что она сама придумала название для ручки и страшно гордилась его литературностью. Лора продолжала гнуть свою линию и рассказала о рекламной кампании стоимостью пятьдесят тысяч долларов, которая обязательно меня прославит.

Я решил, что пора оскорбиться. «Да вы знаете, как много места занимают мои колонки и сколько они стоят? Вы понимаете, что каждый день отсюда выгоняют производителей пишущих машинок, бритвенных лезвий и зубной пасты, которые ломятся в эту дверь, держа наготове пятидесятитысячные чеки? А вы говорите мне о славе!»

На смущение девушки было больно смотреть. Я предложил ей остаться и выпить со мной по бокалу хереса. Несомненно, она предпочла бы сбежать, но помешала застенчивость. За хересом я уговорил Лору рассказать о себе. Эта работа была для нее первой, тогда Лора и не мечтала о чем-либо большем. Бедняжка обошла шестьдесят восемь рекламных агентств, прежде чем ее приняли. Она только с виду казалась застенчивой, на самом деле у нее была железная воля. Лора понимала, что умна, и стремилась показать себя, несмотря на многочисленные неудачи. Выслушав ее, я сказал: «Наверное, вы думаете, что меня растрогал ваш рассказ и я соглашусь на ваше предложение?»