Космияне. Часть 1 - страница 19

«Каждый химический элемент при излучении даёт один и тот же набор линий. Профиль гуманоида проявляется цифрами 6,7, и 8, – соответственно это земные химические элементы, – углерод, азот и кислород. Своим атомным составом они определяют основу дыхания живых существ, как Земли, так и планеты, где я нахожусь».

Вблизи глаз фигуры Тхара-Чандро обнаружил химический символ живительной влаги, столь необходимой для функционирования биологических организмов. Внимательно присмотревшись к мельчайшим деталям субъекта, который реально существовал в земном мире, старик насторожился. Вокруг головы гуманоида и чуть-чуть поодаль от неё, чётко вырисовывался спектр световых оттенков, в силу своего предназначения, сгруппированные в четыре линии. Расплывчатость границ для исследователя не создавала затруднений раскодировать видимый спектр. Наоборот. На рисунке, составленном из расшифровки содержания радиосигнала, была явно заметна тенденция к логической последовательности событий, происшедших в пределах другой звездной системы, и непонятных для него. Исходя из этого, Тхара-Чандро рискнул предположить, что же, по сути, несла в себе эта информация. Пытаясь классифицировать поступившее извне планетное послание, он подошёл к вычислительному центру. Лаборатория была кузницей, воплощающая в жизнь его мечты и замыслы. Он не в силах был представить себе своё будущее без конкретной работы, вносящей благо в климат планеты. Транспортировка необходимого материала осуществлялась по челночному маршруту, действующему бесперебойно на протяжении ряда астрономических лет. Сбой в системе был чреват нарушением всей работоспособности идеально отлаженного механизма коммуникаций между удалёнными объектами звездной системы S, в ней сконцентрировалось столько межзвёздной пыли и газа, что на слайдах система выглядела кажущимся монолитом. На самом деле она была разъединена миллиардами звёзд и кружащих вокруг них планет. Научно-исследовательский организм планеты подпитывался энергией межзвёздного газа, его космияне перерабатывали и использовали для своих нужд. Но не это сейчас владело им. Проделав пальцами руки графические прообразы излученной спектрограммы, он опять нажал на ряд клавиш, и стал наблюдать за монитором, где высвечивался профиль гуманоида. На экране чётко отобразились линии частиц тяжёлых металлов. Сверив свои расчёты с данными компьютерных вычислений, Тхара-Чандро в уголке таблицы написал символы элементов, присутствующие в содержании радиосигнала, – 92, 94, 96 и 88.

«Да это же порядковые номера урана, плутония, кюрия и радия» – Тхара-Чандро помрачнел, его блуждающий в пространстве взгляд остановился на скульптуре из позеленевшей бронзы. Когда-то она стояла на задворках ракетно-космического комплекса колонизаторов из созвездия альфа Лебедя. Она, по словам его ученика Гленна Сайра, стояла там поникшей от холодного мрака, одевшего изваяние в иней и в корочку льда. С молчаливой грустью взгляда, полного отрешённости от космической суетливости, и, коловерти бытия, она в вечном безвременье застыла в его лаборатории. Её мраморная стать не воплощала в себе объёмно-пространственного изображения предметов и явлений красоты, что пытался, было воплотить в ней неизвестный ваятель. Изобразить вечность в значении жестов для ваятеля означало разгадать загадку мирового бытия, заложенную в женском естестве. Тем самым он постиг бы смысл своего скромного творчества. Им делался акцент на то, чтобы поймать первое впечатление от натуры, он её ваял спонтанно, в состоянии сильного эмоционального возбуждения от видения прекрасного. Вероятно, он был сильно огорчён, когда скульптура не стала носителем качеств, которые он первоначально старался отобразить в куске мрамора. Словно предугадывая намерение своего творца, она стала постепенно оседать в основание грунта, время от времени сотрясавшегося от грохота и рёва космических кораблей, прибывающих на космопорт и удаляющихся к звёздам. Творец по неизвестным причинам бросил трудиться, ибо не осуществилась его мечта об идеальном воплощении Вечности в образе Женщины, – хранительницы жизни в космосе. Его огорчение можно было понять. Вечность не могла воплотиться в его творении, это было бы равносильно абсолютному познанию Вселенной, а оно невозможно. Тхара-Чандро молчаливо созерцал безобразность форм.