– Почему ты согласился снова лететь?
Покровский вдруг заулыбался и похлопал Молчанова по плечу.
– Летописец, ну хитрюга, ей богу. Ты и так все знаешь обо мне. А к сеансу мозгоправства ты меня не склонишь.
Молчанов на самом деле знал о нем все. Доступ к личному делу каждого члена экипажа имел только он. Болезни, страхи и радости, интимные подробности жизни – все от рождения и до сегодняшнего дня. Покровский в последующие десять лет неоднократно подавал рапорт на восстановление в отряд космонавтов и ему вновь и вновь приходил отказ из – за проблем со здоровьем. Нет, физически он был абсолютно здоров, врачей пугало его психопатическое состояние. Покровский отказывался проходить обследование, грубил врачам, угрожал расправой. Последнему, поставившему отказную печать едва не свернул шею. За это отсидел полгода в тюрьме, затем вышел и, как он сам заявил, решил начать с чистого листа. Если бы в мире остался еще один космонавт с его опытом, дорога на борт Прайма—1479 была бы для него закрыта.
– Я могу назначить стимуляторы сна, – говорил Молчанов. – На три, на пять часов как захочешь. Они абсолютно безвредны, эффект будет даже лучше, чем от обычного сна.
– Оставь лучше себе.
– Недосыпание приводит к проблемам с координацией. Завтра тебе нужна холодная голова.
Молчанов вдруг заговорил, как Омар Дюпре. Покровский стукнул себя по щекам, потом закрыл глаза, вытянул руки и поочередно притронулся указательными пальцами к носу.
– Разве я похож на того, у кого есть проблемы? Да брось ты, бабу прям нашел. У меня стаж на орбите семьсот сорок суток. Знаю, как и когда нужно спать.
Молчанов сдался. Если у Покровского будут проблемы с работоспособностью, Омар Дюпре это заметит. Покровского отстранят, а Молчанов легко снимет с себя ответственность. Вот и поделом ему будет.
– А ты в бога веришь, летописец?
Молчанов пожал плечами.
– Не думаю об этом.
Покровский прищурился, поджал подбородок и оглядел планету, словно хищный ястреб, облетавший владения.
– Господь, когда создавал этот мир также смотрел на него сверху, как и мы с тобой. Отсюда его творение кажется таким идеальным, чистым, – лицо Покровского покраснело. На горизонте проглядывался свет от восходящего солнца. – А спускаешься вниз и всюду грязь, кровь и смердящие трупы. Вот так мы распорядились его даром. Срубили все деревья, выстроили стены на костях, люди мрут с голоду. Мы уничтожили все, и жажда снова проснулась. Мало смертей, мало разрушений. Полезли в чужой мир.
– Мы летим спасать, а не разрушать.
– На чью бы территорию не ступил человек, он несет за собой смерть. Сам взгляни, больше не сыскать на земле ни льва, ни медведя.
– Они живут в резервациях. Там их охраняют и им ничего не угрожает.
Покровский сделал широкий приветственный жест.
– Располагайтесь марсиане, чувствуйте себя как дома. А на решетки не обращайте внимания и на уколы, да на деревья пластиковые. Добро пожаловать в свободные резервации.
Молчанов ответил после недолгой заминки с полной решимостью:
– Я не позволю чтобы с ними что – то случилось. Обещаю.
Покровский одобрительно подмигнул.
– Ты нравишься мне, летописец. Бошка у тебя на плечах, а это главное. Не пытаешься притворяться как эти… Ну ты понял, друзья наши. Искренний ты, душевный.
Внезапно Покровский потянулся ближе к Молчанову и заговорил вполголоса:
– Ты уже не на Земле, но не забывай кто ты и откуда. Мы с тобой одной крови, должны горой друг за друга стоять, понимаешь? – Покровский тыкнул Молчанову пальцем в лоб. – Янки сегодня лепечут одно, завтра другое. Все наши знают, что им нельзя доверять. Слышал, как вояка сегодня весь брифинг лепетал, мол реактор доработан, проблемы устранены?
