Пытаясь не шуметь, чтобы избежать смертоносных укусов стрел, эти звери подкрадывались к дереву, но выдали себя, когда как медведи полезли в верх по стволу. Скрежет раздираемой когтями коры дерева и приближающиеся желтые глаза, смотрящие, как казалось, прямо внутрь черепа, почти заморозили охотников ужасом неминуемого. Подобно лягушке перед ужом, в голове звенело одно – вжаться в дерево и перестать дышать, закрыть глаза и думать о том, что это не по настоящему.
Спасли рефлексы, руки сами потянулись к колчану, и остатки стрел улетели в сторону горящих желтым огнем глаз. Визги боли прорезали вязкую ночную тишину и стеганули по барабанным перепонкам. Тени скользнули от дерева в разные стороны, а через секунду раздался полный гнева и разочарования вой, который усилился доносясь одновременно из десятка глоток.
Спуститься на землю решились когда солнце было в зените, вооружившись сделанными за ночь копьями из срезанных на дереве веток с наконечниками из ножей. Стрел удалось собрать меньше десятка, из тех, что не найдя цели воткнулись в землю. Осмотревшись обнаружили залитую кровью поляну с разбросанными обрывками одежды своего товарища и клочьями шерсти. Похоже эти ночные демоны разорвали своих раненных не отличая их от добычи. В двадцати шагах удалось найти разодранную тушу члена стаи – мяса и внутренностей не было, почти все кости разгрызены, из обломков черепа торчит сломанное древко стрелы. Несмотря на дрожь в руках и желание бежать немедленно, взяли сувенир.
Дальше было бегство, бегство от жуткой гибели, которая казалось идет по пятам, без сна и казалось без надежды на спасение. Ночевали на деревьях обложенных кострами. И каждую ночь стая настигала их, но наученная опытом не кидалась бездумно лезть за добычей. Звери дожидались момента когда костры начинали прогорать, а затем высылали разведчиков.
За первую ночь извели остатки стрел. Когда следующей ночью пришлось тыкать в очередного здоровенного волка древолаза копьями, он успел перехватить пастью наконечник, и стальной нож тернских кузнецов со звоном сломался на зубах зверюги. Второй охотник успел ткнуть копьем в шею, и туша хищника царапая ствол соскользнула на землю. Одно копье превратилось в палку с измочаленным в щепки концом. Под утро отбивая очередную попытку приступа, лишившийся копья охотник, вполне удачно оприходовал зверя топором промеж глаз, но тот перед падением располосовал ему плечо лапой с острыми как бритва когтями. Атаковал он скорее как древесный кот, нежели как волк. Слава богу, напарник успел подхватить товарища, прежде чем тот начал слабеть от сильной кровопотери и наложил повязки из имеющегося в рюкзаке каждого охотника набора пропитанных травяными отварами полосок ткани.
Последний день поняли, что до деревни до темноты не дотянут, и залезая на дерево, прощались с надежной выжить. Но стая к дереву не подошла, видимо сказалось близость браконьерской деревни – здешний лес уже был опутан тропками горбунов-охотников и хранил их запах. Поэтому послушав до рассвета отдаленный вой своих преследователей, с восходом из последних сил бросились к спасительному дому.
С минуту, после окончания рассказа, в воздухе висела тишина, разорвавшаяся единовременно волной ропота, мужских выкриков и бабского плача. Ревели жены пропавших охотников, бубнили себе под нос либо соседу мужчины, Сквозь гам прорывались выкрики самых непоседливых разными репликами, которые делились в основном на две части: либо «брехня», либо «перебить тварей».
