– Ты похоже, Обжоркин, не пил мой сок…
– Я?.. Не пил… А откуда вы знаете как… – Обжоркину внезапно стало страшно. Удивительным было даже не то, что старик знал его имя, а то, что он уже совсем не шамкал, а говорил чистым и ясным властным голосом. Да и повадки старичка сильно изменились. Он весь выпрямился, приосанился и сверлил Обжоркина своим единственным пронзительным глазом.
– Ну ничего. Это мы сейчас исправим, – зловеще продолжил старик, не обращая внимание на Обжоркина, и громко крикнул: – КО МНЕ, МОИ АПЕЛЬСИНЫ!
С этими словами старик поднял руки вверх, и Обжоркину показалось на миг, что его окутало оранжевое пламя и волной расплескалось вокруг. Обжоркин нервно посмотрел в окно и вдруг увидел, что на улице показались толпы огромных толстых апельсинов, которые либо просто катились, либо неуклюже бежали на своих маленьких коротеньких ножках. На лицах этих огромных апельсинов застыла неподвижная улыбка, и все они очень быстро приближались к гостинице.
– Мама… – прошептал Обжоркин и сделал то, что умел делать лучше всего. Бежать! Обжоркин за долю секунды взвился на подоконник, выскочил в открытое окно и что есть мочи побежал подальше от гостиницы.
– Догнать его! – кричал старик вслед, но Обжоркин включил максимальную скорость и через пару минут был уже возле стены замка.
Ворота были закрыты и обычного пути из замка не было. «Хитрый старик, – пронеслось в голове у Обжоркина. – Он все знал заранее».
Апельсины тем временем приближались и заполонили все близлежащие улицы. Они молча улыбались, катились и шуршали своими шершавыми телами по дорожкам, и от этого было еще страшнее.
«Надо прыгать», – подумал Обжоркин. Но стена замка казалась очень высокой и недосягаемой.
«И-Э-Э-Х», – Обжоркин взвился в воздух, но не долетел до верха стены и, мяукнув, шлепнулся вниз.
– Тебе не уйти, сдавайся, – крикнул старик, показавшийся в начале улицы. – Смирись и стань МОИМ АПЕЛЬСИНОМ!..
В руке старика был посох, а на плечах мантия оранжевого цвета. «Когда это он успел переодеться?» – вдруг подумалось Обжоркину, и тут он прыгнул опять. В этот раз он не долетел до верха каких-нибудь нескольких сантиметров и опять рухнул вниз.
Апельсины тем временем приблизились на расстояние нескольких шагов и уже тянули к нему свои маленькие толстые корявые ручонки с тремя пальцами.
– И-И-Ы-Х! – Обжоркин вновь прыгнул, и в этот раз его правая лапа таки зацепилась когтем за вверх стены, и он во мгновение ока перенесся на другую сторону.
Он не помнил, как долго и куда он бежал. Опомнился он только под каким-то маленьким мостиком, куда Обжоркин забился и затаился, не дыша и не двигаясь.
Уже начало смеркаться, когда Обжоркин опомнился и сказал сам себе:
– Постойте… Я спасся, а как же мышка Жера?..
И тут ему вдруг пришло осознание того, что вот он, Обжоркин, будущий великий и славный ГЕРОЙ, испугался нелепых апельсинов и забился в какую-то щель, бросив своего лучшего друга на произвол судьбы.
Обжоркин, наконец избавившись от сковывающего его страха, начал рассуждать логически. И сделал это, как всегда, вслух:
– Старик спросил, пил ли я его сок. Значит в этом соке все дело… Я его не пил, значит, поэтому не стал апельсином. Но постойте… – Обжоркин внутренне похолодел от своей догадки. – Но Жера-то его пила. И теперь…
Тут Обжоркин отчетливо вспомнил, что на незастеленной кровати Жеры сутра лежал большой и сочный апельсин.
