Кот Усатый Эдвард XII - страница 7

– Погоди, – вдруг сказал Миша и, достав из бездонного кармана фирменного «мамулиного» комбинезона вычурную квадратную поллитровку с лейблом «Амаретто», протянул ее Славику. Тот было запротестовал, отказываясь от такого дефицитного сувенира, но Миша был непреклонен.

–Этот «Амаретто» тебя выручит, когда граф подстроит тебе западню. А он на такие дела мастер. Ты сам из бутылки не пей, а предложи отведать графу или его подручным. И выйдет полный шикардос!

И он прокуковал что-то, вызвав восторженный гвалт в дубовой кроне.

Славик бросил бутылку на заднее сиденье и дал газу, не оглядываясь на прощальные возгласы нового знакомого «Адью, дорогой друг! Я навсегда запомню этот день! Если будешь неподалеку – забегай! Отобедаем где-нибудь, в бильярд раскинем!»

А зря. Не успела машина скрыться за поворотом, как бензоколонка исчезла, как будто ее и не было. Остался только громадный дуб с расщепленной верхушкой, вокруг которого появилась низкая позолоченная решетка. А на дубе возник памятный, размером с фирменный поднос трактира «Рога и хвост» медальон с изображением надменного женского лица и трогательной надписью «Дорогой мамуле».

3

Как раз в ту минуту, когда рослый шеф дворцовой охраны Сантьяго Опанасенко, он же и секретарь графа, в остроконечной каске с графским гербом доложил о прибытии гостя, Головкин наконец-то справился с нервным тиком и отбросил мысли о самоубийстве. Уже много лет граф был подвержен приступам идиосинкразии, которая передалась ему от матери – женщины неистовой и неимоверно страстной. Каждое ее любовное приключение кончалось нервным приступом. А однажды даму, не разобравшись в ее общественной значимости, увезли в уютную швейцарскую лечебницу Аркхем, так как она убеждала метрдотеля ресторана «Крапчатый олень» в том, что является профессиональной убийцей.

Граф же, будучи, как и его отец, добрым семьянином, достигал нервного возбуждения вовсе не от флирта на стороне. Поводом мог стать косой взгляд или смешок, не говоря уже об оскорбительном намеке, но чаще всего Головкин срывался в ожиданиях каких-либо неприятных ситуаций.

Ознакомившись с голубиной весточкой от анонима N, граф почувствовал в голове щипковый инструмент типа электронных гуслей, который резонировал через левый глаз. Он сердито захлопнул окно, чтобы избавиться от ворон, которые самозабвенно орали в парке в такт звуковым трелям в голове. И в этот момент задвигались его руки, они стали необычайно подвижными – теребили одежду, хлопали по груди и дергались сами по себе… Эти ожившие конечности наводили на графа страх. И было от чего: судя по записке, приезд экстравагантного гостя сулил графу неприятности. Да еще не обычные деревенские, а с криминальным оттенком.

То, что приезжий оказался воришкой, Илью Гавриловича не смутило и лишь прибавило забот. Воров он регулярно вешал, начиная с самого первого, по профессии скотника, которого граф возвысил до звания младшего сержанта-гренадера. И который, нарушив устав, украл шесть господских серебряных ложек и даже покусился на адмиральский кортик. Хотя любой военнослужащий знает, что ношение кортика положено, начиная с офицерской должности. Кстати, ложечки, как и шкура канадской лисы, до сих пор находились в розыске.

Но посетитель Печорин, он же якобы Борзов-младший, оказался воровских дел мастером, то есть носителем черного берета с черепом и отмычками, что делало его визит общественно значимым. Во-первых, он был известной фигурой в славянском преступном мире, хотя и не относился к его священным львам или, на индийском жаргоне, коровам. Во-вторых, его уважали романтические грузинские авторитеты. Когда-то грузины собирались и во владения Ильи Гавриловича подселить своего «королька» и открыть игорный зал с тайским борделем. Но граф инициировал кастрюльный марш сельских феминисток, и незваные гости, убедившись в низкой рентабельности местного бизнеса, убрались восвояси. Наконец, Печорина не трогали «чехи». Вряд ли эти парни из горных станов кого-то боялись, но предпочитали со Славиком не связываться. Очевидно, за ним кто-то стоял. Правильнее было сказать «стояли».