Настя послушно отправилась в спальню, покрутилась немного в постели, фантазируя, где сейчас может быть Василий, ничего путного не придумала и наконец уснула.
А утром из комнаты брата донесся такой вопль, что Настя испуганно вскочила, а проснулась уже на бегу. И не она одна. Родители тоже примчались в его комнату как ошпаренные и белые, как мел.
Никому не пришло в голову обуть тапочки и набросить халат. Босиком, в пижамах, с всклокоченными волосами и испуганными глазами домочадцы возникли на пороге Генкиной комнаты.
– Что?! Что случилось? – закричали все трое в один голос, застревая в дверях.
Генка уже справился с собой и больше не орал. Он сидел на кровати, поджав под себя босые ноги, и напоминал истукана. Увидев всю семью на пороге своей комнаты, он не произнес ни слова, только тяжело выдохнул и молча показал рукой вниз, на небольшой прикроватный коврик.
Все послушно посмотрели туда и увидели крысу. Обыкновенную, серую, загрызенную котом и потому окровавленную крысу. Крыса была внушительных размеров, с длинным хвостом и острыми белыми зубами.
– Я на нее ногой наступил, – наконец-то заговорил Генка почти нормальным голосом. – Спросонья не понял, вот и.., – забормотал он смущённо, словно извиняясь за нечаянную суматоху, и Насте стало жаль брата.
Она сочувственно посмотрела на него, но сказать ничего не успела, хотя ей очень хотелось утешить Генку. Вот если бы она наступила на крысу с перекушенным горлом, она бы и сейчас ещё орала как резаная. Сидела бы на кровати, крепко зажмурив глаза, и орала бы, орала от страха до тех пор, пока бы совсем не охрипла.
Отец, наверное, совсем не боялся крыс, потому что, уяснив причину крика, просто махнул рукой, сказал:
– Разбирайтесь сами со своим котом и с крысами, а я на работу опаздываю, – и тут же ушел. В субботу все были дома, только отец работал. А сегодня как раз была суббота, и никто, кроме отца, никуда не торопился.
Генка тоже уже оправился от испуга. «Видно, мальчишки устроены как-то по-другому», – подумала Настя, всё ещё испытывая противную дрожь во всём теле при виде страшной крысы, и снова не успела ничего сказать. Взгляд Генки стал осмысленным и жёстким. Четко выговаривая слова, он произнес ледяным тоном:
– Убью гада! На первом суку повешу! Не пожалею. Поймаю и повешу. Я ему покажу – крысу…
Настя сразу забыла и о принесённой в дом крысе, и о том, что только что хотела посочувствовать брату, утешить, успокоить. Пожалуй, теперь уж точно успокаивать придётся её саму. Очень уж внушительно прозвучали из уст брата угрозы в адрес её любимого Василия. Она испуганно шмыгнула из комнаты брата в свою, мгновенно оделась (новобранцы бы точно позавидовали скорости, с которой она облачилась в спортивный костюм) и, схватив на руки кота, неизвестно откуда появившегося у её ног, рванула в ближайший лесок.
Их улица располагалась на окраине городка, а неподалёку росла красивая и довольно большая роща, поэтому Насте было куда скрыться от гнева брата.
– Он скоро остынет, – уговаривала она на бегу то ли кота, то ли себя, то ли обоих сразу, – успокоится, простит тебя и всё забудет. Генка не злопамятный, он отходчивый, но лучше переждать от греха подальше. Он, конечно, добрый и только грозится, но кто знает…
– А ты тоже хорош, – упрекнула она кота, покосившись на его довольную, лукавую мордочку. Врождённое чувство справедливости не позволило ей обвинять одного брата. – Зачем ты ему эту страшнющую крысу принес? Видел, какие у неё зубы? А хвост? Бр-р-р… Спросонок любой испугается. Генка ведь тоже ещё не совсем взрослый. А ты ему крысу к кровати… Зачем? Делать нечего?
