Таисия все слёзы выплакала от такой напасти: сын жив и силён, что в радость, а вот ума нет, так что печаль-беда. Сначала мать к священнику в ноги бухалась, просила помочь. Православный жрец осмотрел мальчишку, своим намётанным глазом узрел, что нет лечения от сей хвори. Наказал Тасе молиться и уповать на Бога, потому как пути Его неисповедимы.
Отчаявшаяся мать, презрев надежды на рай, обратилась за помощью к бесовскому отродью, то есть нашла народного знахаря. Ну как нашла… В деревне колдуна каждая собака знала, к нему то за лечением, то за приворотом, а то и за порчей все девки да тётки бегали. Потому что Боженька с Иисусом где-то там далеко со странными требованиями и запретами не от мира сего, а испытать забавы телесные с лю́бым хлопцем, извести со свету зловредную соседку и поправить здоровье хочется уже здесь и сейчас. Колдун Ибрагим, родом из крымчаков, подтвердил диагноз батюшки: боги Вольку разумом обделили, такова его судьба, остаётся только молиться и надеяться, потому как у знахаря нет инструментов и методов, чтобы исправить божье проклятие.
Погрустили Иван с Таисией, да делать неча, надо жить дальше: будут работать, как работали, пока силы есть, будут молиться, а там завтрашний день сам себя покажет, укажет на неизбежную судьбу. Кто знает, может быть, когда Всеволод немного подрастёт, его можно будет приспособить хотя бы снопы собирать, да землю пахать, вроде дело-то нехитрое, и то помощь будет.
Долго дело делается, да быстро сказка сказывается. Пролетели несколько лет, Вольке уже десяток, а с виду все пятнадцать – крупный, здоровый, уже и мышцы под рубахой бугриться начали. А из слов только «Тя», «ма», «Войка» да «иг’ать» знает. Попробовали несчастные родители приспособить сыночку к крестьянскому труду, взяли его с собой в поле, чтобы срезанные снопы он собирал и складывал в одну кучу. Поехали они туда на телеге, запряжённой единственной лошадкой-любимицей Ёлкой. Но всё пошло наперекосяк. Попервой Волька вроде бы понял, что от него требуется, резво начал стаскивать снопы, а потом разыгрался, начал баловаться, разбрасывать рожь, кувыркаться, бросать найденные камни на дальность. Никакие увещевания и уговоры не помогли ему вернуться к работе, недоросль просто не слышал и не понимал. Потом детёныш начал играть с Ёлкой, вздумалось ему подёргать её за гриву. Лошадка, само собой, начала вырываться и легонько лягнула Вольку, тому хоть бы хны, зато он осерчал и вдарил Ёлке от души по черепу. Лошадь упала замертво и издохла в тот же миг. Подбежал к сыну Иван, замахнулся в гневе, да увидел глупую улыбку Вольки… Тот даже не понял, что сотворил. С тяжким вздохом опустил Иван свою тяжёлую длань, плюнул с горькой досады, да пошёл взваливать тушу Ёлки на телегу – не пропадать же мясу. А вот единственную коровку и продуктовые запасы пришлось продать, добавить последние крохи сбережений и купить новую клячу. Потому как в хозяйстве лошадь нужнее: без молока как-то ещё можно прожить, а вот дрова и урожай ржи на своём горбу много не натаскаешь. С тех пор Волька стал скорее обузой, который ел за троих, а толку ни шиша, ни к какой работе родители больше не пытались его привлечь, дабы себе дороже не вышло.
Тридцать лет и три года минуло, пролетели эхом горным, рябью по реке времени, как махнула птица Гамаюн одним крылом, миг – десять лет утекло, замахнула вторым крылом – вот тебе и тридцать три стукнуло.
