Котэбог - страница 8

У Марко от страха, который быстро разгонялся до уровня панического ужаса, застучали зубы, ещё сильнее затряслись руки, он начал неудержимо потеть, так что аккуратно собрать сладости и водрузить мешочки на их законное место получилось с изрядным трудом. Зато подвинуть лежак на исходную позицию страх только помог, сил будто прибавилось вдвое.

– Снимай штаны, молодой человек, – приказала маменька.

Марко заплакал, стараясь не всхлипывать и вообще издавать как можно меньше шума, стыдливо стянул штаны.

– Ложись на топчан.

Сын лёг. Брунхильда примерилась к розгам различной толщины и гибкости, стоящим возле стены в кадке с солёной водой, выбрала для начала самую толстую.

Удар! Марко сжал зубы, не проронив ни звука. Ещё удар по оголённым ягодицам! Молчание.

Маменька для своего сыночка взяла прут потоньше и всекла с предельной скоростью, на коже Марко вспухла ярко-красная полоса. Ещё размах, свист, удар! Ещё один след на коже, ещё один гвоздь в крышку гроба под названием «доверие к женскому полу и психическое равновесие». Мальчик громко всхлипнул, не сумев сдержаться. С порога кухни чуть не сорвался второй всхлип, откуда подглядывала няня, и только зажав рот рукой, она сумела смолчать. Донка застала часть экзекуции, ей было очень жалко Марко, и его шалость не стоила столь жестокой кары, но она, бесправная крепостная, не смела ничего сказать супротив воли княгини.

– На сегодня достаточно, – лёд и стужа прошелестели из губ маменьки. – Ты и впредь будешь получать наказание, Марко Склавул, пока не уяснишь себе, что правила созданы, чтобы их соблюдать. Вся Вселенная возвёрнется в хаос, если плевать на законы, традиции и запреты. А теперь вставай и оденься.

Брунхильда поставила розгу в кадку и бесшумно проплыла в направлении своего кабинета. Няня Донка помогла Марко надеть штаны и отвела его в комнату для слуг, где обняла и прижала к груди. Мальчик теперь плакал свободно, чувствуя любовь и сострадание Донки.

– Поплачь, малыш, будет легче. У меня сердце разрывается, когда вижу твои страдания. Но ничего не поделаешь, придётся терпеть, и в этом будет благодать. Как говорится в Священном Писании: «Ибо Господь, кого любит, того наказывает; бьёт же всякого сына, которого принимает». Так что, Марко, маменька тебя любит, просто по-своему.

Кнезёнок аж перестал плакать, прервался и посмотрел на нянюшку, как на умалишённую, но ничего не сказал. Просто к нему пришло озарение, что не все мамы добрые, что Боженька тот ещё садист со своей любовью, и что он с радостью бы поменял свою маму Брунхильду на маму Донку. Нянюшка излучала тепло и заботу, она всегда могла пожалеть, поддержать, ей можно было рассказать свои мечты и мысли, поделиться своими проблемами и чаяниями, и она всегда выслушает. Донка с необъятными грудью и бёдрами всегда пахла молоком и какой-нибудь едой. Потому что готовка для представителей княжеского рода входила в её обязанности по дому.

А с маменькой Брунхильдой нельзя было свободно поговорить. Во-первых, она часто была занята в своём кабинете. Чем она там занималась среди сотен и сотен книг – остаётся загадкой, потому что входную дверь она почти всегда запирала. А во-вторых, Марко уже как-то пробовал рассказать маме о своих мечтах – та его жёстко обрубила, сказав, что нечего предаваться пустым грёзам, а надо работать над твёрдой материей, лучше больше времени потратить на что-то серьёзное. А на жалобы сына маменька просто посоветовала ему не ныть, потому что этот мир, в котором они родились, жесток, он полон хищников и убийц, поэтому что бы ни случилось, как бы тебе ни было плохо и тяжело, всегда и постоянно надо помнить, что всем глубоко плевать. Не надо ни на кого надеяться, не нужно никому жаловаться, надо просто идти и разгребать свои проблемы в одиночку. Тогда ты либо справишься – и станешь крепче камня, либо сломаешься и погибнешь – и тогда проблемы исчезнут навсегда, ведь нет человека – нет проблем.